К шести утра регентство Бирона закончилось. На свободе оставался еще один брат Эрнста — Карл, командовавший войсками в Москве. Хотя Карл Бирон находился со своим младшим братом в крайне неприязненных отношениях, ему тоже довелось оказаться арестованным. Арестован был еще один родственник регента, генерал Бисмарк, женившийся на сестре герцогини и занимавший в Риге должность генерал-губернатора. Оба они находились на свободе ровно столько, сколько времени понадобилось курьеру, чтобы преодолеть расстояние, отделявшее новую столицу от старой и от Риги. Когда в Москве арестовывали Карла Бирона, тот, по словам Финча, отдавая шпагу, заявил: «Как жестоко, что я, который — не помешай мне брат — еще два года назад оставил бы русскую службу и возвратился на родину, теперь должен стать навеки несчастным из-за человека, поведение которого всегда порицал и которому всегда предсказывал печальный конец»[323].

Манштейн отметил, что арест Бирона мог совершиться без приключений и всякого риска в дневные часы, когда его охранял один человек, но Миних, имевший пристрастие к тому, что в наши дни принято называть показухой, придал происшедшему таинственность и блеск.

Бирона с семьей сначала повезли в Александро-Невский монастырь, но в тот же день, 8 ноября, отправили в Шлиссельбург. Саксонский дипломат Пецольд доносил, что Бирон до отправления своего в Шлиссельбург предлагал офицеру дорогие подарки, если тот предоставит ему случай броситься в ноги к Анне Леопольдовне[324].

Несмотря на ранний час, весть о случившемся быстро разнеслась по столице. На Дворцовую площадь прибыли полки и горожане, бурно выражавшие радость по поводу того, что наступил конец правлению деспота, державшего в страхе страну.

В то время как на площади жгли костры и распивали вино, выставленное толпе по повелению Анны Леопольдовны, во дворце лихорадочно закрепляли успех: вельможи присягали новой правительнице, она объявила себя великой княгиней и возложила орден Андрея Первозванного, Остерман был занят составлением манифеста о происшедшем. В нем от имени Синода, министров и генералитета было объявлено, что герцог оказывал родителям императора «великое непочитание», сопровождавшееся «непристойными угрозами». В XVIII веке перевороты повелось совершать именем народа, отражая в манифестах его волеизъявление. Удаление Бирона не составляло исключения: «И поэтому принуждены себя нашли по усердному желанию и прошению всех наших подданных духовного и мирского чина оного герцога от регентства отрешить». В действительности, как мы видим, «желание и прошение всех наших подданных» сводилось к желанию фельдмаршала Миниха и горстки солдат.

Сделав дело, Миних засел за составление наградного списка. Сам он, как мы уже знаем, претендовал на «скромный» чин генералиссимуса. Остермана намечалось облагодетельствовать чином великого адмирала, князя Алексея Михайловича Черкасского — чином канцлера, а Михаила Гавриловича Головкина, сына покойного канцлера, — вице-канцлера.

Указ о наградах был обнародован 11 ноября, но Миних, к великому удивлению и досаде, единственный виновник совершившегося переворота, не получил вожделенного чина: генералиссимусом был пожалован отец императора Антон Ульрих. Правительница заявила, что этот чин не подобает иметь никому, кроме отца императора. Миниху пришлось согласиться быть первым министром.

Уязвленный неблагодарностью правительницы, Миних в состоянии раздражительности допустил бестактность, грубо оскорбив отца императора: в манифест о пожаловании ему генералиссимуса он внес собственноручное дополнение: «Хотя фельдмаршал граф Миних в силу великих заслуг, оказанных им государству, мог бы рассчитывать на должность генералиссимуса, тем не менее он отказался от нее в пользу принца Антона Ульриха, отца императора, довольствуясь местом первого министра».

Этой оплошностью Миниха тут же воспользовался его злейший враг и великий интриган Остерман, горячо убеждавший правительницу об опасности для нее усиления влияния Миниха, способного с такой же легкостью, с какой он возвел ее в правительницы, лишить ее этой должности. Вскоре Миних дал еще один повод для осуждения своего поведения: он позволил себе третировать новоиспеченного генералиссимуса, информируя его только о своих второстепенных распоряжениях. Правительница пошла навстречу жалобам супруга и велела Миниху совещаться с ним по всем делам и строго соблюдать субординацию. Тем самым самолюбию Миниха был нанесен чувствительный удар.

Усердно подсиживая Миниха, Остерман вполне преуспел. Определив фельдмаршала в подчинение Антону Ульриху, великий адмирал и еще более великий интриган стал исподволь убеждать правительницу и ее супруга, насколько опасен Миних интересам России в должности первого министра. Он, нашептывал Андрей Иванович, не обладал ни опытом, ни знаниями, чтобы разумно действовать как во внутренней, так и во внешней политике, ибо вся предшествующая его служба была связана с армией, военной администрацией и сражениями. Неопытность, неосторожность и, выражаясь современным языком, некомпетентность первого министра могли ввергнуть страну в нежелательный военный конфликт, угрожавший завершиться катастрофой либо нанести урон ее престижу.

Успех Андрея Ивановича был закреплен законодательно — 28 января 1741 года последовал указ, осуществивший его хитроумный план разделения дел в Кабинете министров на три департамента, каждому из которых поручалась определенная сфера управления. Первому департаменту во главе с Минихом доверялось руководство всеми полками регулярной и нерегулярной армии, крепостями, артиллерией, кадетским корпусом и в придачу Ладожским каналом. Второй департамент под началом Остермана должен был ведать иностранными делами. Андрею Ивановичу, плававшему по морю только в качестве пассажира, поручались Адмиралтейство и флот. Наконец, третьему департаменту, руководимому великим канцлером князем Черкасским и вице-канцлером графом Головкиным, поручалось ведать внутренними делами: Сенатом, Синодом, доходами. В указе отсутствовал даже намек на преимущественные права Миниха. Таким образом, Миних не извлек для себя никакой пользы: в его ведении, как и ранее, оставались военные дела, ему довелось довольствоваться всего лишь титулом первого министра. Миних остался обделенным.

Протест против указа 28 января 1741 года Миних выразил подачей в отставку. Предпринимая этот опрометчивый шаг, фельдмаршал полагал, что его заслуги, авторитет и опыт столь велики, что беспомощная Анна Леопольдовна никак не может без него обойтись: в отставке ему будет отказано, правительница с супругом станут умолять его сохранить за собою все посты и полную, а не иллюзорную власть первого министра. Возможно, самонадеянный фельдмаршал втайне надеялся на то, что он сам продиктует условия своего возвращения.

Судьбой фельдмаршала распоряжалась не Анна Леопольдовна, растерявшаяся от неожиданного прошения, а его враг Остерман. Посовещавшись с графом Головкиным и супругом правительницы, он убедил Анну Леопольдовну в необходимости немедленно удовлетворить прошение Миниха.