– Точка! – скомандовал штурман, когда приборы показали, что рубеж пуска достигнут.

– Контроль закончен, параметры оружия в норме, – речитативом откликнулся штурман-оператор.

– Открыть бомболюки!

Скомандовав, командир поднял голову. Его ведомый, «Валерий Чкалов», висел в ослепительном солнечном сиянии метрах в пятистах и тоже готовился к пуску. Истребителей видно не было.

Рубеж пуска находился в сотне километров к северо-востоку от северного побережья Шпицбергена. Норвежцы, если верить разведке, свернули радиолокационный пост на северном побережье, а для локаторов аэроузла в Лонгьире, за четыреста километров, они, скорее всего, не видны. Местность горная, а графитовое покрытие воздухозаборников и радиопоглощающая окраска носовой части фюзеляжа серьезно снижают ЭПР.

Даже если их и заметили и через натовские тактические компьютеры эта информация дошла до американцев, то предпринимать что-то уже поздно. До авиабазы в Туле, в Гренландии, где базируются канадские истребители, тысяча восемьсот километров. До Исландии, где расположена американская авиабаза, – более двух тысяч.

Вспыхнувшие сигнальные огни и дрожь фюзеляжа возвестили об открытии створок первого и второго бомбоотсеков. Револьверные установки провернулись, и толкатель швырнул вниз первую ракету. В каждом из отсеков бомбардировщика после модернизации, в ходе которой были удлинены бомболюки, помещалось по шесть новых ракет Х-101 или Х-102. Но сейчас половина слотов под оружие пустовала.

Двенадцать крылатых ракет с обоих бомбардировщиков были сброшены менее чем за десять секунд. Боевая подготовка экипажей 37-й воздушной армии Верховного главного командования в последние годы проводилась особенно интенсивно, но ни одному из членов экипажей ракетоносцев еще не доводилось проводить практический пуск более одной ракеты за вылет.

Каждая ракета, оказавшись в свободном полете, раскрывала сложенные крылья и оперение, выпускала в боевое положение воздухозаборник и, дождавшись, пока набегающий поток раскрутит турбину, запускала двигатель. После этого она начинала плавное снижение до шестикилометровой отметки – только способность проходить значительную часть пути на большой высоте позволяла достигать дальности стрельбы в пять тысяч километров, а оптимальная форма корпуса и радиопоглощающее покрытие, снижавшие ее ЭПР до сотых долей квадратного метра, делали ее практически невидимой.

Пилот проводил взглядом шестерку ракет, цепочкой уходивших в сторону Гренландии, но так и не понял, какая из них «та самая». Потом оба бомбардировщика заложили глубокий правый вираж, ложась на курс, ведущий к родным берегам.

На семи километрах, несмотря на то что солнце ушло за горизонт с полчаса назад, было еще довольно светло. На темном небе только начали проступать наиболее яркие звезды, и тоненький серпик старого месяца, готовящегося окончательно уйти в темную тень новолуния, начинал наливаться медовой желтизной. Облачный ландшафт под крылом рождал воспоминания о фантастических горах, но это была только иллюзия. Ближайшая суша – остров Адак Алеутской гряды – находилась около семисот километров к северу.

Но экипажам было не до окружающих красот. Сбросив в нужной точке ракеты ускоренным пуском – по две штуки зараз, Ту-95 немедленно развернулись на обратный курс. Десять минут назад пришло сообщение, что американский авианосец «Теодор Рузвельт», идущий из Перл-Харбора на усиление группировки американских ВМС у берегов Японии, отклонился к северу и сейчас мог быть в районе пуска. Связываться с американцами, которые, несомненно, атаковали бы бомбардировщики, как только заметили, никому не хотелось.

Муха протер слезящиеся от недосыпа глаза и прильнул к прицелу. Патронов в пулеметной коробке, по его расчетам, оставалось штук пятьдесят. Потом «Печенег» придется бросить и очень быстро отступать вслед за ребятами. Если, конечно, преследователи не найдут возможность прикончить его здесь раньше.

Редкий сосновый лес впереди просматривался почти насквозь, с боков его позицию прикрывали зеленые холмики, под которыми скрывались бетонные сооружения старой советской ракетной базы.

«Если обойдут – крышка, – обреченно подумал Муха. – А они обойдут, второй раз лезть на пулемет идиотов нет, я минимум двоих срезал. Надо менять позицию. Но снайпер, черт…»

Десантник посмотрел на часы. Всего двадцать минут назад их было восемнадцать – все, кто остался от второй роты, плюс двое прибившихся. Теперь шестнадцать уходили к северо-востоку. Один – старшина Панин – лежал мертвым рядом, и его рыжие волосы намокли кровью. Муха избегал смотреть в его сторону.

«Интересно как получается, – подумалось десантнику. – С аэродрома наш батальон отходил последним. Фактически мы прикрывали отход остальных. Наша рота прикрывала отход батальона. А если я прикрываю отход роты, значит, судьба всей дивизии на мне».

Издалека доносился грохот артиллерии. Стреляли на севере, на западе и на юго-востоке. Пожалуй, только ее поддержка позволила парашютно-десантным батальонам вырваться из сжимающегося кольца и оторваться от преследующего противника. Жаль, что ему, Мухе, персональной поддержки не положено.

Впереди опять показались перебегающие фигурки. Десантник заворочался, пытаясь поймать их в прицел, и, нажав на спуск, длинной очередью заставил противника залечь. Почти одновременно серия разрывов рванула зеленый горб справа, сметая дерн с бетонного основания и больно отдаваясь в ушах. Завизжали осколки, что-то царапнуло ногу над берцем.

– Козлы пендосские! – изо всех сил заорал Муха, пытаясь перекричать свой страх и поливая подлесок, где скрывались враги, короткими очередями, чего вообще-то из пулемета делать не рекомендовалось. – Не нравится?! Десант не сдается! Поняли, суки?!

Вспышки ответных выстрелов норовили ужалить его прямо в глаза, когда механизм оружия сухо щелкнул – закончились патроны. Муха, бросив пулемет, потянул к себе автомат, лежащий рядом с телом старшины.

«Крышка, – стучало у него в голове. – Крышка. Крышка! Гады!»

По открытому пространству между ним и американцами вдруг одновременно встали высокие фонтаны земли, тут же рухнули, рассыпавшись комьями, но грохот не умолкал. Над головой с сердитым жужжанием проносились крупные осколки.

Потом правее раздался такой знакомый рев и, подминая под себя молодую древесную поросль и кроша в пыль разбросанные кирпичи на месте давно заброшенного стартового стола, из-за капонира вылезла морда русской БМП и тут же окуталась пороховым дымом, посылая почти над головой десантника длинную очередь, словно заработала гигантская швейная машинка.

«Что, съели, суки?! – злорадно подумал Муха, пытаясь поглубже вжаться в потрескавшийся от времени асфальт. – Теперь главное, чтобы мазута сгоряча за пендоса не приняла…»