Коул уверял, что подчинился очередному капризу Джо, но Дианавтайне считала иначе. Джо не сомневался, что люди Кушманов ищут Бретлинга,чтобы прикончить его, и в течение ближайших сорока восьми часов Коул решил недавать противникам ни малейшего шанса.

Представители юридической фирмы из Вашингтона, ведущей делаКЦБ, встретились с Коулом в восемь часов на следующее утро. Заседание должнобыло начаться в одиннадцать. После долгих споров между собой и с Коулом юристысогласились на его категорическое требование: на заседании должныприсутствовать члены конгресса и КЦБ.

А в это время Барбара Хэйуорд вошла в городской дом своегобрата в Вашингтоне. Дверь открыл отец.

— Барбара! — воскликнул он. — Дорогая, с чем пожаловала? Онаогляделась, разыскивая Дуга, и увидела, как он вошел в комнату, застегиваяманжеты рубашки. Брат остановился и просиял, и при виде этой улыбки решимостьБарбары слегка поколебалась.

— А мама с вами? — спросила она, снова оглядываясь.

— Я здесь, моя девочка, — отозвалась Джессика, вплывая вкомнату в шелковом воздушном пеньюаре — своем излюбленном одеянии. — Лучшескажи, почему ты приехала?

У Барбары возникло страшное предчувствие, что именноДжессика уже пришла к верному выводу. Барбара убедилась в своей правоте, когдамать заговорила с ней, как со слабоумной — сейчас, когда Барбара уже сумелаустроить свою жизнь и выйти замуж за любимого человека.

— Почему ты не осталась у себя, в прекрасном и мирномВермонте? — продолжала Джессика, наливая дочери чашку чая. — Ты же знаешь,большие города раздражают тебя. Зачем тебе понадобился Вашингтон?

Барбара уселась на диван и поняла, что наконец-то наступил момент,которого она боялась с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет. Мать будетпрезирать ее или засмеет, назвав чокнутой и вруньей. Дуг с отцом перестанут ейверить, разлюбят навсегда, бросят… Сердито помотав головой, Барбара заставилазамолчать свой внутренний голос, который завел давнюю песню, сводившую ее сума.

— Я приехала, чтобы выпить чаю, — сообщила Барбара соспокойной улыбкой. Дуг присел. Отец с матерью устроились в креслах напротив. —И еще — чтобы исправить ошибку, которую совершила с маминой помощью пятнадцатьлет назад.

Джессика вскочила;

— Опять ты за свое! У меня в сумке есть транквилизаторы…

— Так прими их, если тебе это необходимо, — безмятежнопосоветовала Барбара. — Папа, — начала она решительно, — Коул Гаррисон никогдаи пальцем меня не тронул. Той ночью в конюшню приходила мама. Увидев тебя, онабросилась ко мне в комнату и упросила меня поменяться с ней одеждой.

— И вы верите этому? — взвизгнула Джессика. — Да ты совсемсвихнулась, Барбара!

Отец устало потер лоб ладонью:

— Барбара, не волнуйся, но это и вправду случилось — ты ведьбыла беременна.

Женщина печально улыбнулась:

— Отцом ребенка был парень, с которым я познакомилась нарок-концерте, папа. Я даже не спросила, как его зовут. Мне просто хотелосьпроверить, сумею ли я соблазнить его. Мне просто, — она перевела взгляд намертвенно-белое лицо матери, — хотелось быть похожей на тебя, мама.

— Как дела? — спросила Диана, когда Коул вечером вернулся вномер.

Коул привлек ее к себе.

— Пока все это напоминает торг, — произнес он с усмешкой. —Мы кое-что уступили и кое-что выиграли. А потом настояли, чтобы заседание былоперенесено на завтра, на одиннадцать утра.

— Чего же вы добились?

— Мы убедили судью, что, поскольку КЦБ отчитывается передконгрессом, мы имеем право требовать, чтобы всем членам КЦБ и конгресса былоткрыт доступ на заседание — конечно, если они пожелают. А еще я добилсякраткого вступительного заявления.

Диана поправила узел подаренного ею галстука.

— Не понимаю, почему ты придаешь такое значение открытомупроцессу.

— Потому что из-за сделки с Кушманами мое имя и мою компаниюоблили грязью. Мне не по душе методы моих противников — как и сами противники.

Безуспешно попытавшись смягчить голос, он продолжал:

— Кушманы — одно из самых старых и многочисленныхамериканских семейств. Они прибегли к помощи влиятельных политических иобщественных сил, чтобы подстроить мое падение. Налоговой инспекции уже нетерпится вступить в игру. На меня нападают со всех сторон — и политики, исредства массовой информации, и это меня совсем не радует. Но больше всего мнененавистно лицемерие, которое скрывается за этой шумихой.

За последние несколько дней Диана поняла, что Коул Гаррисонобладает незыблемыми принципами, от которых не собирается отступать.

— Что же ты будешь делать завтра? — со страхом спросила она.

— Попытаюсь объяснить, что происходит. Диана не понимала,как такое возможно, и боялась, что, выяснив, перепугается еще сильнее. Вместоэтого она спросила:

— Ну а каковы сегодняшние потери?

— Поскольку я настоял на открытом заседании, мне пришлосьпоступиться своим правом ссылки на пятую поправку.

— На пятую поправку? — пожала плечами Диана. — Ты заявил обэтом так, как сделал бы выскочка. Коул усмехнулся:

— Именно так ко мне и относятся. Вот что бывает, — прошепталон, касаясь губами ее уха, — когда кто-то неизвестно откуда появляется в высшейлиге и начинает играть с парнями в ко??тюмах от Бруксов.

— Ты не носишь костюмы от Бруксов, — возразила Диана со смехом.

— Да, — не смущаясь, улыбнулся он. — И это злит их сильнеевсего. Они не знают, как себя вести. Мы непредсказуемы. Мы ни на кого непохожи.

На месте Коула Диана пришла бы в ужас в преддверии судебногопроцесса, возможного ошибочного обвинения на основании подстроенныхдоказательств и тюремного заключения. Но стойкость и целеустремленность Коулабодрили ее. Исходящая от него сила передавалась всем, кто находился рядом.

Диана погладила его волевой подбородок:

— Ты и в самом деле знаешь, что произойдет завтра?

— Нет. Я знаю только, что может случиться и чего я хочу.

— Чего же ты хочешь?

Он поцеловал ее и ответил с грустной улыбкой:

— Я хочу видеть тебя рядом, засыпая и просыпаясь. А большевсего на свете я хочу отдать тебе все, что ты пожелаешь.