Я прихожу к его кабинету, к его вотчине. Из всего дома именно здесь очень сильно все напоминает об Иване, может, потому, что здесь все осталось по-прежнему. Так же, как если бы он сейчас был жив и работал там…

Стоит войти в огромное пространство кабинета и закрыть за собой дверь, как я застываю. Меня парализует. Неверие оглушает. Открываю рот и дышу, заставляю себя втягивать воздух и с силой выталкивать его из легких.

В комнате горит камин. Пламя беснуется и царит полутьма, приятно пахнет поленьями и слышен треск, пока высокий мужчина длинным штырем, как саблей, ворошит огненное нутро камина.

Кажется, что он мне этим раскаленным куском железа по груди проходится. Вспарывает раны, которые не заживают. Смаргиваю слезы, которые мешают видеть.

Я, наверное, с ума схожу. Зрение точно подводит. Даже обоняние.

Потому что сейчас я четко чувствую его запах. Вереск и арктический лед, припорошенный запахом хвои в камине. Аромат моего мужчины.

Я тяну носом воздух, вдыхаю этот чистейший дурман и сердце у меня в груди отбивает хаотичный ритм. Я изучаю могучую фигуру в длинном черном кожаном плаще, по которому все еще стекают дождевые капли.

Как и в первый раз, когда он вошел в мою жизнь, погода за окном сходила с ума, бушевала и билась в агонии и судорогах.

Так же, как и я под ним. Позже.

Прищуриваюсь, пытаясь разглядеть мужчину в мельчайших деталях, но тени от огня играют со мной, отбрасывают блики, высвечивая силуэт знакомого до боли незнакомца…

Делаю несколько шагов, но колени слабеют, и я вскидываю руку, цепляюсь за кресло, чтобы не упасть.

Реагирует, наконец, чуть поворачивает голову и открывает моему затуманенному взору вырезанный резкий профиль, по которому блики пламени ходят, придавая внешности демоническую загадочность.

А я все вглядываюсь до рези в глазах в эти резкие рубленые черты…

И несмотря на мрак, на рыжие всполохи огня, мне кажется, я различаю необычный светлый оттенок отросших волос на широком затылке.

Замирает, стоя боком ко мне. В этом длинном кожаном плаще. Чудится, что сам мрак сконцентрировался в огромной исполинской мощи мужчины, у которого тьма вместо крови по венам течет.

С ума схожу и демонов вижу…

— Не может быть. Это невозможно…

Всхлипом срывается с губ спустя долгое мгновение.

Всматриваюсь в линии, жажду, чтобы развернулся, чтобы я смогла видеть такие родные дикие черты, знакомый прищур светлых глаз, в которых изморозь голубоватых льдин отражается неведомым узором.

Сжимаюсь вся. Замираю в шаге от обморока.

И заветное имя тихо падает с губ:

— Иван…

Слезы градом катятся по щекам, текут по подбородку и шее, не знала, что их у меня осталось так много.

— Ваня… — тихим глухим шелестом.

Но он словно не слышит, будто замер где-то между мирами. Мертвецы ведь не возвращаются, только демоны.

И он пришел, как и обещал, чтобы проститься…

Едва заставляю себя сделать пол шажочка к огню, который обрисовывает могучий силуэт…

Когда-то я бы начала шептать молитвы от страха, от одного вида жутчайшего монстра, явившегося из иного мира, но… сейчас я просто молчу, впитывая в себя образ, ощущая его мощь, которой напитывается пространство вокруг меня.

Он сейчас похож на глыбу, застывшую у огня.

Щупальца страха опутывают нутро, но я как ненормальная тянусь к призраку и шепчу непослушными губами:

— Ваня… Ванечка…

Оборачивается, наконец, резко, стремительно. Словно очнувшись, а я…

Я…

Нет меня больше…

Лечу и разбиваюсь вдребезги, падаю в голубые айсберги, которые обжигают сильнее огненной магмы…

– Это не можешь быть ты… Нет… нет… Я сплю…

Шепчу, пока исполин медленно ступает в мою сторону, затапливает своей звериной энергетикой все пространство вокруг меня.

— Нет!

Кричу во все горло и срываюсь с места, лечу к дверям, чтобы убежать, чтобы выбросить из груди боль, которая выламывает, пробивает кости и полощет бритвой по сухожилиям, изламывая нутро ядом понимания, что живой…

Живой!

А я сейчас умираю.

Большие, сильные руки ловят меня и рывком прижимают спиной к литой груди.

Запах вереска и дождя сразу же добивает, обрушившись пониманием.

Он. Это… Он… Реальный.

Брыкаюсь как сумасшедшая, царапаюсь и кричу.

— Отпусти! Отпусти! Подонок! Как! Как ты мог?!

Плачу. Истерика накатывает, а он все держит на весу, оторвав мои ноги от пола, зарывшись лицом в мои спутавшиеся волосы, проводит по коже шеи носом и со свистом тянет воздух.

Зверь обнюхивает не иначе.

Борюсь, как раненная тигрица, и в какой-то момент Иван встряхивает меня так, что зубы клацают, разворачивает к себе и врезается вместе со мной в стену.

Мощное тело не дает пошевелиться, коленями раздвигает мне ноги, чтобы не смогла заехать в пах, куда я целюсь с сумасшедшим отчаянием.

— Тише. Кошка. Дикая.

И во взгляде голод, жар и холод сплетаются. И меня ведет, вцепляюсь в волосы на затылке влажные, раньше колючие, потому что короткие, а сейчас длинноватые. Притягиваю к себе, целую так, что зубы бьются, и он отвечает, сильнее вдавливает в себя. Обнимаю мощные плечи, тащу за плащ на себя, чтобы слиться, чтобы прочувствовать, что он здесь, со мной, не призрак.

Понимает мое желание. Сам сходит с ума. Пара резких движений и вот я уже кричу, захожусь в эйфории единения. Цепляюсь за сильные плечи и вдыхаю аромат озона и черной кожи плаща, притягиваю его к себе все ближе, желая раствориться в нем, в ощущениях, в страсти.

А он рычит подобно зверю, заставляя дрожать в своих руках, терять себя, разум, оставаясь один на один с его голодом, с его жаждой. Его руки способны воспламенить, его дыхание становится моим. Одним на двоих.

И я отдаюсь своим чувствам, наслаждению, извиваюсь, сминаю руками кожу плаща, царапаюсь, а он целует, ласкает, не дает продохнуть и сердце заходится в агонии от любви, от ненависти.

— Скучала по мне?

Вопрос в мои губы и в ответ сквозь хрип:

— Чудовище…

Его улыбка в поцелуе.

Все происходит так быстро, что я ничего не успеваю осознать, как в аффекте, прихожу в себя только когда с криком вылетаю за грань и слышу мужской рык.

Сползаю с мужских бедер, отстраняю от себя рукой, а он смотрит на меня бешено. По сумасшедшему как-то. Одержимо. Голодно. Жадно.

Мы вечность не виделись.