Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но какой ценой?!
Начинаю рыдать, захлебываюсь. Вспоминаю все и теперь понимаю, что Иван знал, что у него нет ни шанса. Его смерть стала моим спасением.
Рывком обнимает, заставляет утонуть в хватке сильного тела и произносит твердо:
— Боль не может быть вечной, она кончится, поверь.
А я даже моргнуть не успеваю. Изнутри словно кадром взгляд Ивана, его слова…
Он ведь прощался со мной. Впечатление, что шел на осознанный шаг…
Истерика все же накатывает и начинаю быстро бормотать, словно заговоренная:
— Я его больше не увижу, не увижу, не увижу…
Странно находить успокоение в руках того, кто меня не особо терпит, но объятия Монгола крепкие, я жмусь к мужчине, желая вырваться из своей оболочки, желая избавиться от адских мучений, плачу и слезам нет конца.
Наконец, отрывает меня от себя, поднимает указательным пальцем мой подбородок и проговаривает твердо:
— Тебе есть ради кого жить, Аврора.
Улыбаюсь сквозь слезы и вытираю щеки ладошками.
— Да. Монгол. Есть. Наш с Иваном сын.
Отдаляюсь и Палач подчиняется. Выпускает меня.
Смотрит мне в глаза. Чуть дольше, чем мгновение.
Разворачивается и выходит в дождь.
Нелюдимый. Странный. Единственный, кому доверял Иван. Надежный как скала…
Дальше были похороны, на которые меня не пустили. Я так и не видела тела Ивана.
— Там не на что смотреть. Нельзя тебе. И на могиле ты не появишься.
Монгол непреклонен и логичен.
— По версии, которую я распространил, игрушка Ивана перешла в пользование Палача, не выходи за рамки отведенной тебе роли, малышка.
И смотрит исподлобья, глаза у него действительно тигриные, раскосые и иногда кажутся по цвету чистым янтарем.
— На этом все, Ава, иди в спальню, мне нужно заняться организацией.
— Мне кажется или ты меня все время гонишь?
— Не кажется. Я дал слово. Я принес клятву, малышка. Это для меня понятия, а ты слишком провоцируешь моего внутреннего зверя.
— Ты говоришь загадками.
— Нет. Реалии моей жизни.
— Чем я тебя провоцирую, Монгол?! Своим существованием?!
Встает из-за стола, откидывает документы. Надвигается на меня, и я вжимаюсь в диван, на котором сижу.
Цепляет волосы и заставляет откинуть голову:
— Я здоровый мужик с рефлексами и ты раззадориваешь. С самой первой встречи, как увидел твой зад, когда юбка оголила белоснежную кожу, меня повело.
Сглатываю гулко и кусаю губу, хочу отвернуться, не дает.
— Ты завела меня. Заинтересовала. Но тебя захотел ой брат. Табу. Девочка. У моего народа есть много правил, традиций, по которым я живу.
— Прекрати, прошу тебя…
— Ты задала вопрос, а я отвечаю. Я тебя захотел. С первого взгляда, но у меня есть два правила. Первое — не нарушать клятв. Второе — не приближать к себе никого.
— Так отпусти сейчас…
Ухмыляется.
— Я понимаю, почему Иван совершил ту же ошибку, что и я много лет назад, но я тогда был глупым пацаном, а сейчас все иначе и ставки другие…
— Я не понимаю, — проговариваю и голос дрожит.
Монгол красив, мужественен, но я полюбила Ивана и никого уже не вижу, да и вряд ли смогу когда-нибудь, обожглась уже, сильно.
— Уходи в свою комнату, Ава, займи себя делами, ты, смотрю, решила весь дом вверх дном перевернуть, вот и иди, девочка, просто будь от меня настолько дальше, насколько это возможно.
Встаю и на негнущихся ногах иду к двери, цепляюсь за ручку и оборачиваюсь, смотрю на застывшего великана, одетого во все черное. Словно у него вечная скорбь.
— И все же ты замечательный человек, Монгол. И я благодарна тебе за все, что ты делаешь.
— Беги, маленькая мышка, я могу быть гораздо хуже Ивана…
И глаза вспыхивают, словно пламя изнутри горит. Вылетаю за дверь. Он невыносимый просто. Невозможный, но вместе с тем именно Монгол стал моей единственной защитой от стаи.
Время шло, текло ручейком, журчало и закручивало в повседневную суету. Выбор обоев, мебели, общение с продавцами.
Глупости, которые занимали меня, чтобы не думать о главном
Перестановка всего, особняк менялся.
— Ты не спросишь, почему я устроила весь этот хаос? — задаю неожиданный вопрос Василисе, которая держит в руках два тканевых куска оттенка лазури. Именно этот цвет я выбрала для новых штор.
— Я знаю ответ, — приподнимает уголки губ в улыбке.
— Не осуждаешь меня?! Новый хозяин в доме — новые устои и порядки.
— То, через что ты проходишь, Аврора, тяжко. Если для того, чтобы не думать о муже, ты притащишь сюда бульдозер и сровняешь с землей пару стен, я пойму.
Улыбаюсь женщине и опять беру в руки огромный журнал с лоскутками. Как-то разом перестала плакать, слезы высохли, закончились, душа окаменела.
Монгол вел свою игру, не доверял никому и для всех я стала его игрушкой. В поместье он мало появлялся, с каждым днем становился все более замкнутым и нелюдимым.
Иногда мы сидели за одним столом, ужинали или обедали, Палач держал дистанцию, старался быть рядом ровно настолько, насколько позволяла легенда.
Мало ли. Даже у стен есть уши.
Шли дни, недели и месяцы. Благодаря росту и от природы худенькой фигуре совсем не походила на беременную.
В нашем случае это также сыграло на руку.
— Хорошеешь день ото дня.
Сухой голос в спину и я замираю в коридоре, оборачиваюсь медленно.
— Спасибо.
Опять при его появлении голос пропадает, но Монгол не отвечает, просто мотает головой и уходит, а я кладу руки на округлый и незаметный под одеждой животик.
— Не пинайся, малыш, это друг, всего лишь верный друг…
Единственное, что радовало, это маленькое чудо, которое крепло внутри меня.
Я обустроила детскую. Сделала ее такой, как мечтала когда-то. Желтую, светлую, с ярчайшей кляксой оранжевого солнца на стене.
— Почему ты мрачен?
Спрашиваю Монгола, который сидит со мной за завтраком.
— Идет зачистка конгломерата Смольного.
— Ты заставляешь отвечать их по счетам.
Вскидывает на меня свои проницательные дикие глаза.
— Что-то не так. Помимо меня возник один профи.
— Ты знаешь кто?