уже больше не нуждаются, и собирались уезжать. Воздушный налет, по всей видимости, проходил на расстоянии многих миль к западу от Токио, но сигнал отбоя еще не прозвучал. Оба мужчины медленно ехали, потушив огни, в своем автомобиле в обволакивающей летней тьме. Подъехав к воротам Сакасита, они обнаружили, что они плотно закрыты. Пока они ждали, когда их откроют, солдаты с примкнутыми штыками внезапно появились из темноты и приказали водителю проследовать к караульному помещению у ворот Нидзубаси. Там, к их удивлению, Симомуре и Охаси было приказано выйти из машины и пройти к сторожевому посту. Их опасения усилились, когда им приказали молчать и направили на них штыки. Их тщательно обыскали, машина была тоже внимательно проверена. Именно в этот момент они поняли, что началась охота за императорским посланием. Они были заперты в караульном помещении, а у дверей поставлены часовые.

Краткое время спустя вместе с ними в заключении оказались инженеры из Эн-эйч-кей и специалисты из Информационного бюро. Всего их было восемнадцать человек. Их похитители приказали им не разговаривать между собой. Они были вынуждены подчиниться при виде солдатских штыков. Симомура задавал себе основной вопрос: «Что теперь произойдет с радиозаписью императора? Появится ли она в эфире или будет уничтожена мятежниками?»

На территории дворца отделения солдат были размещены в ключевых точках — на мостах, у ворот, на пересечениях дорог, у входа в здания, рядом с гаражами и в других местах.

В мозговом центре дворца, погруженного во тьму, а именно в здании министерства двора Хатанака, Сиидзаки и Уэхара во главе воинских подразделений вели поиски императорской записи. Они перерезали телефонные кабели, чтобы прервать сообщение с внешним миром. Ими были задержаны работники императорского двора, включая камергеров и генерала Хасунуму, и их допрашивали, стараясь выяснить, где была спрятана радиозапись.

Офицер-ординарец вошел в караулку у ворот Нидзубаси и обратился к задержанным с вопросом: «Кто из вас был ответственным за организацию радиозаписи?»

Откликнулся господин Ябэ, начальник отдела вещания на страну. Ординарец приказал ему следовать за ним, и под конвоем вооруженных охранников его доставили в штаб полка. Находившийся там майор спросил его: «Я понял так, что вы делали запись заявления императора. Все прошло как надо?»

«Да, все получилось замечательно».

«Что вы сделали с записями?»

«Я попросил работников министерства двора сохранить их».

Майор вызвал двух офицеров и приказал им найти записи с помощью Ябэ. Он предупредил их, чтобы они осторожнее обращались с дисками.

Один из офицеров, командир батальона, вызвал себе в помощь четырех офицеров и отряд из сорока солдат, и они вместе с Ябэ направились к зданию министерства. Отряд остановился на подходе к зданию, и командир приказал солдатам зарядить винтовки. Ябэ был поражен большим количеством сопровождавших его солдат, но еще большее впечатление произвела на него их «решимость». Ябэ и солдаты вошли внутрь, и они стали подниматься и спускаться по лестницам, обходить все помещения и корридоры, освещая карманными фонариками все углы и закоулки. Совсем рядом и в дальних комнатах был слышен шум передвигаемой мебели и бьющейся посуды.

Когда Ябэ спросили, как проходила запись, он описал весь процесс. Когда был задан ключевой вопрос «Где же теперь находятся записи?», Ябэ искренне ответил: «Я не знаю, я отдал их одному из камергеров».

Это было подобно тому, как если бы алкоголику сказали, что ключи от винного погреба были отданы одному из монахов монастыря. Камергеров могло быть до дюжины. Какому камергеру? Ябэ сказал, что он не знает его имени (а все камергеры были похожи друг на друга, не так ли?). Солдаты начали терять терпение, и, так как Ябэ не знал их имен, камергеров вызывали по очереди для опознания. И каждый раз он не мог узнать того, с кем он беседовал. Наконец офицеры, поняв всю бесполезность задавать дальнейшие вопросы, приказали отвести Ябэ к остальным задержанным.

Тем временем поиски продолжались. Солдаты осмотрели покои главного камергера Фудзиты, обыскали его рабочий стол, вскрыли сейф. Подобно саранче они прошлись по кухне и кладовкам, рабочим помещениям, гостиным и спальням, переворачивая все вверх дном на своем пути.

А в это время в резиденции военного министра, в комнате Анами вечеринка с распитием сакэ была прервана в третьем часу ночи треском винтовочных выстрелов, доносившихся со стороны дворца. Такэсита, вспомнив о Хатанаке и заговоре, рассказал военному министру о планировавшейся майором и Сиидзаки попытке переворота. Он объяснил, что 2-й полк гвардии должен был принять участие в мятеже, к которому согласно плану затем должна была присоединиться вся дивизия. Анами безучастно продолжал сидеть на месте. Он не протянул руку к телефону, чтобы отдать приказ о подавлении мятежников. Он продолжал сидеть на татами и пить. «Даже если восстанет дивизия Императорской гвардии, 12-я армия Танаки, вероятно, не поддержит ее. Если так и произойдет, то не о чем беспокоиться. Попытка потерпит неудачу». Он был невозмутим и спокоен и не проявлял никаких эмоций. «Во всяком случае, мое самоубийство искупит это их выступление».

Анами продолжал поглощать сакэ стаканами. Такэсита попытался предостеречь его: «Если вы сильно переберете, ваша попытка может не удаться».

Анами покачал головой: «Если выпить много сакэ, циркуляция крови усилится и кровотечение будет обильным!» Он рассмеялся.

«Вы что-то писали?»

«Да, свое завещание». Анами протянул бумажный свиток своему собеседнику. Послание было адресовано императору и написано в жанре вака, поэмы из 31 слога.

Нежась в лучах безграничного благоволения

Императора,

Я не могу найти подходящих слов, чтобы выразить свою благодарность

В свой последний час.

Коретика

Такэсита узнал в этих строках те самые стихи, которые Анами написал, когда его послали на китайский фронт много лет назад.

Генерал взял кисточку и написал на другом листе бумаги

С верой в непоколебимость нашей

Находящейся под защитой богов земли…

Зазвонил телефон, и Такэсита взял трубку. «Генерал Мори, командир Императорской гвардии, убит мятежниками». Но даже эта новость не побудила Анами действовать. «Мое самоубийство, — сказал он, — будет также искуплением и за его смерть».

Около 3 часов ночи армейский офицер появился у дверей императорской библиотеки и потребовал у начальника охраны, чтобы пятеро его подчиненных сложили оружие. Обеспокоенный начальник сообщил камергеру Ириэ об этой просьбе. Ириэ, госпожа Хосина (главная фрейлина императрицы) и другие служители двора, напуганные этим угрожающим требованием, начали советоваться между собой, что делать.

Они решили сказать офицеру, что дворцовая стража имела холодное оружие по распоряжению начальника дворцовой гвардии и любой приказ разоружить