Во время своей смены Блажка размеренно ехала мимо ютящихся теней, на достаточном отдалении, чтобы их не беспокоил стук копыт. Сейчас дежурили Облезлый Змей и Тоуро, наматывая круги друг за другом. Все было тихо, но Тоуро казался рассеянным и встревоженным, то и дело поглядывая на спящие фигуры в лагере.

– В чем дело? – спросила Блажка, останавливая сопляка на четвертом круге.

– Ни в чем, вождь, – ответил он, глядя виновато и испуганно. – Наверное… то есть ничего такого. Не могу… э-э, я не уверен, нужно ли говорить.

– Нужно.

Тоуро проглотил ком в горле.

– Вам, может быть, стоит проехать рядом с местом, где спит Петро. Посмотреть, все ли… там в порядке.

Недовольная манерами сопляка, Блажка все же вняла его совету. Петро расстелил спальный мешок на краю лагеря. Когда Блажка подъехала ближе, то увидела, что он был не один. Движения под одеялом прекратились, но спрятаться никто не попытался. На миг задержавшись, Блажка повернула свина и оставила Петро решать, что ему делать, самому. Кто она такая, чтобы запрещать своим парням то немногое, что у них осталось? С кем бы сопляк там ни ночевал, ей наверняка это тоже было нужно. Может, они и пожалеют о недостатке сна утром, но, черт, у них и так почти не было ни еды, ни питья, ни надежды. Пусть будет хотя бы это.

Вернувшись к Тоуро, Блажка ободряюще ему улыбнулась.

– Не о чем беспокоиться.

Сопляк явно испытал облегчение.

– Хорошо. Я просто хотел… не знаю. Хорошо, что вы в курсе.

Блажка указала подбородком на темноту.

– Если будешь так же бдителен, глядя в ту сторону, все будет хорошо.

– Да, вождь.

Когда Овес сменил ее, Блажка стреножила Щелкочеса рядом с остальными свинами и потащилась на свой клочок земли. Но и этой крупинки покоя ей было не получить: ее уже поджидала Жрика.

– Бедный кастрат проснулся, – сообщила полурослица. – Я дала ему попить. Он спросил тебя.

Блажка, усталая, направилась к повозке копыта, но шаги ее замедляла не только усталость.

Лодырь приподнялся на кровати, его залитое лунным светом лицо резко выделялось среди густых теней. Только его глаза шевельнулись, когда она подошла и встала у борта. В них стояли слезы боли. После дней, проведенных в лихорадочном оцепенении, у него впали щеки и глаза. Потрескавшиеся губы еще сохраняли цвет благодаря воде, которой поила его Жрика.

– Ты… спаслась? – спросил он ломким голосом.

Блажка подавила в себе дрожь и постаралась подобрать нужные слова, хотя и знала, что таковых не существовало.

– Выбора не было. Если бы осталась, попыталась до тебя дотянуться…

– Нет. – Лодырь покачал перевязанной головой, подавшись корпусом на краю скамьи. – Нет, ты спаслась от… не ранена?

Его слова будто ударили железными кулаками ей в живот. Черт, так он об этом беспокоился? Она чуть не солгала, чуть не рассказала ему, что каждый из парней Шишака по очереди надругался над ней. Это освободило бы ее от вины, с помощью лжи сгладив тяжесть страданий. Но это лишь облегчило бы ее душу, ничего не сделав для несчастного полуорка.

– Я не ранена, – ответила она.

На лице Лодыря отразилось облегчение, тотчас сменившееся мучительной болью, порожденной его ненужной любезностью. В цивилизованных краях правили странные идеалы. Такие никогда не приживались в Уделье, но Блажка надеялась, что этот единственный их приверженец тут не погибнет вместе с ними.

– Завтра будет тяжело, Лодырь. Теперь, когда ты пришел в себя, толкотню в дороге будет непросто выдержать. Но знай: мы едем в земли эльфов. У них есть хорошие целители…

Несчастный тертый испустил странную череду прерывистых вздохов. Блажка не сразу поняла, что он смеялся, пытаясь сдерживать свои движения, чтобы не стало больнее.

– Остроухие смогут заново вырастить мне яйца? Вот уж воистину волшебный народец. Как думаешь, они заставят меня выбирать между корзинкой с орехами и волосами? Потому что это будет трудный выбор. Волосы у меня были отменные. – Он смеялся, пока приступ веселья не превратился в стыдливые всхлипы. – Наверное, вам лучше бросить меня здесь. Только дай мне нож. Я закончу… закончу то, что начали те троекровные дикари.

Блажка постояла с минуту, неподвижно глядя на плачущего тертого.

«Ну нахрен».

Она протянула руку над бортом и положила на его лицо. Прикосновение заставило его поднять глаза, в них читался стыд. Проклиная свою беспомощность, она осторожно забралась в повозку, устроилась рядом с Лодырем и приласкала его, обхватив голову руками. Если она этим утром проснулась от кошмара, то Лодырь, когда открыл глаза, оказался в нем. Она держала его, пока он мирился с болью и утратой. Она не могла этого постичь, зато знала кое-что о страхе – то, что он сейчас чувствовал. Страх перед тем, что должно произойти в жизни, которую он сам выбрал, но которая оказалась очень далека от ожиданий.

Жизнь в копыте имела свою цену – она стоила крови и плоти, и отказать в этой выплате редко кому удавалось. Ее у тебя просто вырывали жадными руками и обгладывали хищными зубами, никогда не насыщаясь. В будущем Уль-вундулас потребует большего и от Лодыря, и от Блажки, всему свое время. Им придется принести больше жертв, чтобы выжить. В этом знании заключалась пусть небольшая, но все же мощная сила. Благодаря ему Блажка и научилась быть ездоком, благодаря ему стала вождем, благодаря ему выжила. Уделье придавало тебе форму, и часто этот процесс оказывался жесток. Но какая бы форма ни пережила прикосновение этого знания, она становилась лучше приспособлена к тому, чтобы выдержать его следующую ласку и следующий сокрушительный кулак. И совсем не важно, понравится ли тебе, кем ты стал. Важно лишь то, что ты оставался жив. Лодырь больше не будет смазлив. Не будет знаменитым любовником. Он приехал в Уделье и попался в ловушку. Но он не был готов к столь жестокой истине. Сейчас наступило время оплакать то, что у него отняли.

Блажка хорошо понимала, насколько это важно.

Утро выдалось жарким, под стать темпераменту поселенцев. Когда было приказано выходить в путь, вокруг повозки тележника собралось несколько десятков человек. Среди них был Глаусио.

– Не уверен, что нам следует продолжать идти так же, – заявил мужчина с залысинами, отчаянно стараясь, чтобы его голос звучал жестче, хотя в лице его не было ни намека на решительность.

– Я уверена, – ответила Блажка, стоя перед группой несогласных. Она чувствовала на себе взгляды остальных членов каравана, слышала тяжелые шаги Овса, который остановился у нее за спиной. – Еще несколько дней, и мы будем в безопасности.

Глаусио заколебался перед стальной маской, которую надела Блажка, но тут вступил тележник. Это был старый, горбоносый хрыч из Анвильи, который на своем веку повидал мало мира и много Уль-вундуласа, дурень до мозга костей.

– Эльфы не терпят посторонних! Эти ржавокожие повалят нас, проткнут копьями и оставят стервятникам, как только мы ступим на их землю.