Я посмеялся, а вот повару было не до смеха. Прибывшие офицеры иммиграционной полиции долго крутили паспорт повара, расспрашивая меня о месте его рождения и жительства, затем попросили пригласить шефа в каюту. Он пришел со свежими бутербродами и невинной детской улыбкой, которая повергла их в шок. На фото в паспорте он был хмурым и слегка испуганным, а перед ними стоял совсем мальчишка, заподозрить в котором шпиона было трудно. Поболтав с ним о погоде, спросив, был ли он ранее в Англии и откуда у него такое знание английского, они его отпустили, но во время выхода в город в составе его группы за ними неотступно следовали двое в штатском, которые свое присутствие и не скрывали. Авторитет шефа после этого достиг заоблачных высот, все норовили попасть вместе с ним в группу, владелец магазина колониальных товаров Коган подарил Александру небольшой портрет Черчилля и модный берет, а его жена — красивый передник с королевскими вензелями и Букингемским дворцом. Из-за этого передника Александр получит приставку "фаворит ее величества", которой будет награждаться на пирушках в портах с присутствием портовых леди.

Лондонские докеры разгружали, не торопясь, груз увозили на завод автомобилями, к тому же мы попали на Рождество, и стоянка затянулась на неделю. Стало ясно, что на Новый год, как я рассчитывал, мы в совпорт не попадаем. В нашем представлении рождественские праздники ассоциировались с Новым годом, со снегом и Дедом Морозом. английское Рождество разочаровало, мелкий дризл (нудная морось, не сравнимая ни с чем), мокрые Санта-Клаусы, толкотня в магазинах, где англичане потрошат залежавшийся товар еще шустрее, чем у нас на толкучках, пустынные улицы под вечер. Глядя на мокрый и притихший порт, вспоминаешь белый снег, нарядную елку, радостные хлопоты на кухне.

К елке мы приценились на Олдгейте, даже самая маленькая оказалась нам не по-карману. За пакгаузами срубили ночью бузину, присыпали ватой, поставили под нее Деда Мороза. Елочные украшения в коробке под диваном у комиссара оказались разбитыми в пыль, пришлось вырезать их и клеить из бумаги. До Нового года оставалось сутки. Утром тридцать первого декабря примчались докеры, сняли последний груз, а в обед явился лоцман, и мы выходим из шлюза, зная, что после недельного затишья ожидается шторм от северо-запада. Проходя Гринвич, получаем извещение о том, что шторм переходит в ураган. Лоцману рекомендуют завести нас в военно-морскую гавань Хридж, недалеко от устья, и в сумерках мы швартуемся в середине гавани к мощным палам, с удобными швартовыми пушками на разных высотах. Усиливающийся ветер плотно прижимает нас к кранцам, но волны в укрытой высоким молом гавани не поднимает. В полночь открываем шампанское и под едва слышимый по радио бой курантов встречаем 1967 год. Красиво убранная кают-компания, красивый и богатый стол, только посуда подкачала, в бесконечных штормах число тарелок уменьшилось до минимума, а алюминиевые я ставить запретил. Все одеты празднично — в белые рубашки, что придает празднеству необычную торжественность.

Мне положено говорить первый тост, от него отказываюсь, передаю старшему по возрасту Дмитрию Степановичу. Он волнуется и никак не может начать.

— Дорогие мои ребята, — наконец произносит он, и никто не пытается возражать против такого начала. — Никогда не думал, что заканчивать свою трудовую деятельность я буду в такой дружной семье, из которой, несмотря на трудную и беспокойную жизнь, так не хочется уходить. Мне уже за шестьдесят, я многое видел, больше горя, чем радости. Мой отец хотел, чтобы у меня был свой дом и много детей. На войне это было невозможно, а в местах заключения даже думать об этом не было желания, и только на флоте, на судах я понял, что такое большая семья. Вам еще долго плавать, большинство среди вас настоящие моряки, и я хочу выпить за то, чтобы вот так же всегда вы уважали друг друга, помогали преодолеть трудности, потому что один в поле не воин, а в море, как на войне. Счастья вам и здоровья, пусть всегда будет с вами удача и хороший капитан.

Звонок вызова на мостик прозвенел неожиданно. Вахтенный помощник молча показал на крыло. Что огромное, усыпанное разноцветными огнями, надвигалось на нас из темноты, грозный и мощный гул нарастал, сотрясая все судно. Стих ветер, над нами нависла громадная стена. Внезапно, ослепив, вспыхнули мощные прожектора. Да это ж авианосец швартуется к палам! — догадался я, различив палубы и характерный развал носовой части. Боже мой, какой он огромный! Вот они спускают швартовный бот, который по величине такой же, как мое судно.

До сих пор я видел авианосцы издали и у пассажирского причала в Гамбурге, но этот был совсем рядом, и оказался неимоверно большим.

— А я еще думаю, что буксиров собралось в гавани больше десятка, — произнес вахтенный. — Вроде от шторма скрываются, а тут он в гавань заходит. Сколько ж там команды?

— Более двух тысяч в мирное время. Вместе с самолетами целая армия.

Швартовался это голиаф около двух часов, и к окончанию швартовки закончилось застолье. На просьбы выдать еще пару "пузырей" ответил отказом, море пьяных не любит, а я не терял надежды днем выйти в Роттердам под погрузку.

Проснулся от шума на палубе, похоже, мои ребята все же проникли в артелку к заветному "сундучку". Встал, открыл иллюминатор и обомлел: на палубе, сидя на брезентах трюмов, мореманы распивали пиво в банках, которого до этого на судне не имелось. Поднялся на мостик и увидал старпома в окружении трех офицеров, ведущих деловую беседу.

— Это наш капитан, — представил он меня. Я был в брюках и в рубашке, и по их удивленному переглядыванию понял, что они этому не поверили. Пришлось извиниться и пойти одеться по форме.

— Извините, джентльмены, я не знал, что у меня гости.

Тот, что был с двумя звездочками на погонах, откозырял.

— Мы к вам с миссией, сэр, — он протянул мне коробку, перевязанную ленточкой. — Командир штурманской группы поздравляет вас с Новым годом. Он во время войны бывал у вас в Архангельске и знает ваши порядки.

Коробка была фирменной, с множеством звездочек, довольно тяжелой и булькающей.

— Это наш американский виски, — с гордостью сказал молодой, подняв подбородок, и я подумал, что он, чего доброго, запоет американский гимн.

— Придется, чиф, ответить американскому столу от нашего стола, тем более что пивом ребят не обделили. Возьмите бутылки четыре водки, пару шампанского и полукилограммовую банку икры. Упакуйте аккуратней. А как они спустились к нам?

— С нижней палубы трап на