– Я могу рассказать судье правду о том, чтоСнид продал свои показания за пять миллионов долларов. Все его слова – ложь.

Хэрк рассмеялся негромко, так, чтобы толькоГрит его слышал, и заметил:

– Вы не можете этого сделать, Грит.

– Это почему же?

– Вы плохо соображаете. Слушайте, Грит, ислушайте внимательно. Во-первых, вы подписали вексель наравне со всеми, поэтомунесете такую же ответственность, как и мы.

Во-вторых, и это самое важное, вы узнали оСниде потому, что были поверенным Мэри-Роуз, значит, обязаны молчать.

Если вы разгласите хоть какую-то информацию,полученную в силу своих профессиональных отношений с ней, это будет означать,что вы выдали тайну, доверенную вам клиентом.

Она подаст на вас жалобу, и вас исключат изгильдии адвокатов. Я лишу вас лицензии, Грит, запомните.

– Вы мерзавец, Геттис. Вы украли у меняклиента.

– Если бы ваш клиент был вами доволен, зачембы стал искать другого адвоката?

– Имейте в виду, я так просто не сдамся.

– Не делайте глупостей.

Грит швырнул трубку на рычаг. Хэрк несколькосекунд наслаждался произведенным эффектом, потом вернулся к работе.

Нейт не спеша ехал по городу. Пересек Потомак,миновал мемориал Линкольна. Снежинки бились в ветровое стекло, но снежная бурятак и не разразилась. Стоя перед светофором на Пенсильвания-авеню, он посмотрелв зеркало заднего вида и заметил здание, зажатое между дюжиной других таких же,– дом, в котором он провел большую часть последних двадцати трех лет. Окно егокабинета на шестом этаже было едва различимо.

Когда он въехал в Джорджтаун, ему сталипопадаться знакомые заведения – бары, кабачки, притончики, где он провелстолько долгих бессмысленных часов в компании людей, которых он уже не помнил.Повернув по Висконсин-стрит на север, он увидел бар, в котором когда-топодрался с однокашником по колледжу, бывшим еще более пьяным, чем он сам. Ссоруначал тот подлец. Бармен выгнал их выяснять отношения на улицу. На следующееутро Нейт явился в суд с лицом, залепленным пластырем.

Где-то здесь было и маленькое кафе, в которомон когда-то купил достаточное количество кокаина, чтобы убить себя.

Нарки [Агенты Федерального бюро по наркотиками опасным медикаментам] накрыли кафе, когда он находился на излечении. Два егоприятеля – биржевых брокера – отправились в тюрьму.

В гараже Стэффорда Нейт загрузил багажникдополнительным количеством теплых вещей и поспешно уехал.

В кармане у него лежал чек на десять тысячдолларов – гонорар за первый месяц. Налоговая инспекция требовала шестьдесяттысяч в погашение задолженности. Штраф составит столько же, а то и больше.Второй жене он задолжал около тридцати тысяч алиментов. Пока он лечился подруководством Серхио, долги его росли.

Опись имущества в связи с признанием егобанкротом всех долгов не покрыла. Следовало признать, что его финансовоебудущее беспросветно. Младшие дети обходились ему ежемесячно в три тысячи каждый.Старшие, если учесть плату за обучение, жилье и питание, стоили не меньше.Деньги Филана, которые он получит, разойдутся за несколько месяцев. Процессрано или поздно состоится. И когда дело будет решено, Нейт предстанет передфедеральным судьей, будет признан виновным в уклонении от уплаты налогов илишится лицензии.

Отец Фил наставлял его не тревожиться обудущем. Бог сам обо всем позаботится.

И Нейт в который раз задался вопросом: неполучает ли Бог больше, чем просит?

Поскольку писать ни на чем, кроме своихфирменных блокнотов с большим интервалом между строками и широкими полями, Нейтне мог, он взял такой блокнот и попытался начать послание к Рейчел. У него быладрес ВОМП в Хьюстоне. На конверте он напишет: “Конфиденциально. Передать личнов руки”. Адресует его Рейчел Лейн и сопроводит пометкой: “Всем, кого это можеткасаться”.

Ведь кто-нибудь в ВОМП знает, кто она и гденаходится. Быть может, кому-нибудь даже известно, что Трой Филан был ее отцом.И вероятно, этот кто-то уже пошевелил мозгами и догадался, что теперь онабогатая наследница.

Нейт допускал, что Рейчел может связаться сВОМП.

Она ведь была в Корумбе, раз приходила вбольницу. Естественно было предположить, что она позвонила в Хьюстон и сообщилакому-нибудь о встрече с ним.

Она говорила о годовом бюджете, которыйназначает ей ВОМП. Значит, у них должен быть канал связи с ней.

Нейт поставил дату и написал: “ДорогаяРейчел…”

Около часа, созерцая огонь в камине, он искалслова. Наконец начал абзац с описания снега. Скучает ли она по снегу, которого,наверное, не видела с детства? Каким он был в Монтане? За окном сейчасбелым-бело.

Ему ужасно не хотелось писать, что ондействует как ее адвокат, но стоило ему перейти к делам, и писать стало легче.Нейт как можно проще объяснил, что происходит и как продвигается дело.

Потом рассказал об отце Филе, о церкви, ополуподвале.

О том, что изучает Библию и это ему оченьнравится. О том, что молится за нее.

Письмо заняло три страницы, и Нейт ужаснособой гордился. Дважды перечитав его, он решил, что его можно отправить. Еслионо каким-нибудь образом дойдет до Рейчел, она, несомненно, будет читать егомного раз, не обращая ни малейшего внимания на стилистические погрешности.

Нейт мечтал увидеть ее снова.

Одной из причин медленного прогресса вперестройке церковного полуподвала было то, что по утрам отец Фил любилподольше поспать.

Лора говорила, что по будням уходит из дома вдетский садик в восемь утра и чаще всего оставляет пастора мирно почивающим подворохом одеял. “Я сова, – объяснял Фил, оправдываясь, – и люблю по ночамсмотреть старые черно-белые фильмы”.

Поэтому, когда в пятницу он позвонил вполвосьмого утра, Нейт очень удивился.

– Вы видели “Пост”? – спросил Фил.

– Я не читаю газет, – ответил Нейт. Онпокончил с этой привычкой, когда лежал в клинике.

Пастор, напротив, прочитывал ежедневно пятьгазет.

Они были для него прекрасным источником темдля проповедей.

– Думаю, сегодня вам стоит в них заглянуть, –сказал он.

– Зачем?