Я оказалась в загроможденной задней комнате-подсобке агентства «Крукер и Ко», с ее кухонной раковиной, шкафами, закрытой клеенкой столом и старыми картотечными шкафами.

Дверь, ведущая к расположенным на втором этаже жилым помещениям, была закрыта, но не заперта. Я поднялась по лестнице наверх, отметив, что третья ступенька снизу скрипит.

Комната Дилана Эштона отличалась разумным порядком, свойственным человеку, не обладающему достаточным количеством вещей, чтобы становиться неопрятным. В комнате имелся умывальник, прикроватное кресло, но отсутствовал гардероб. На крючке за дверью висел костюм – тот, который Дилан надевал после спектакля, причем низы штанин были испачканы грязью. Потертая старая куртка была тщательно заштопана под правой рукой. Небольшое пятно рядом с петлей для пуговицы могло быть чем угодно. Но если это была кровь, его следовало проанализировать и идентифицировать. Пара хороших черных туфель стояла под кроватью, на них еще виднелись следы глины от ночного похода Дилана к башне вместе с Люси, когда он пересекал поле.

Зеленое махровое покрывало было небрежно и, видимо, в спешке наброшено на кровать, закрывая подушку. На покрывале выделялись несколько нитей белого хлопка, а также лежал дорогой шелковый шарф белого цвета, который вряд ли мог себе позволить скромный клерк из агентства недвижимости. Я вспомнила сцену из спектакля, в которой Родни, играя бизнесмена Генри Майнорса, небрежным жестом сорвал этот шарф со своих плеч. Если я права, Дилан решил присвоить шарф. Он мог взять его, собирая реквизит, потому что аксессуар ему приглянулся, или же потому, что с его помощью надеялся скрыть нечто вроде кровяного пятна на своей куртке.

На умывальнике стояла пепельница, несколько прядей табака в банке и красиво расписанное глиняное блюдце, на котором лежали заколки для галстука и пара дешевых эмалированных запонок. Отсутствие бритвенных принадлежностей и щетки для волос заставило меня предположить, что здесь побывал мистер Крукер, который и отвез их Дилану в больницу.

В тумбе умывальника не имелось ничего примечательного: пара маек, письменные принадлежности, две рубашки, пять воротничков, причем один из них предназначался для костюма.

На тесной лестничной площадке перед дверью в небольшой кладовке обнаружились метла, совок для мусора, швабра и тряпки. Почувствовав запах крахмала, я стала перебирать эти тряпки, одна из которых оказалась рукавом от сорочки. Я вытащила все остальное. Приличная сорочка была порвана на тряпки. Грудная ее часть либо уже использована, либо отсутствовала с самого начала. Почему? Напрашивался ответ: в свое время она была залита кровью. Замок входной двери офиса щелкнул, заставив меня прервать изыскания.

Я замерла. Не зная, стоит ли подниматься или спускаться, я осталась на месте. Проникнуть сюда через окно первого этажа было одним делом. И совершенно по-другому смотрелось бы, если бы я стала выбираться через окно второго этажа, а потом съезжать вниз по водосточной трубе. Потихоньку, шаг за шагом я начала спускаться вниз. В офисе зазвонил телефон. Мистер Крукер взял трубку. Сколь же убогими представлялись его намерения спешно вернуться на работу и не оставаться на поминки.

Но этот телефонный разговор предоставил мне шанс вернуться тем же путем, каким я и пришла. Я поспешила спуститься по лестнице в заднюю комнату и направилась к окну. В тот момент, когда я хотела открыть его, мистер Крукер попрощался с собеседником и положил трубку. Для чего вообще ее брать, если не хочешь наговориться от души!

Закончив беседу, он встал из-за стола и направился в заднюю комнату. Пытаясь сдержать биение сердца, я встала за внутренней дверью, когда он вошел. Мистер Кукер подошел к старой картотеке. Открыв один из ящиков и нагнувшись над ним, он стал просматривать имеющиеся там папки. Когда он проглядывал содержание одной из них, я быстро выскользнула из-за двери, миновала главную комнату офиса и, открыв наружную дверь, выскользнула на свободу. Замок щелкнул, но я уже была на улице до того, как мистер Крукер успел среагировать на звук.

В больнице меня прежде всего проводили в офис старшей медсестры-монахини, ярко освещенную комнату, выходившую на юг. Ее хозяйка тепло меня приветствовала:

– Да, наши сестры рассказывали о вас, миссис Шеклтон. Вы та самая леди, которая опознала мистера Эштона.

Она сидела прямо напротив меня за столом, на котором стояла застекленная фотография и ваза с белыми розами.

– Как он себя чувствует, матушка?

– Лучше, чем можно было ожидать. Это преимущество юности. Кроме вывиха запястья и синяков, он сломал две кости левой ноги. У него также тупой ушиб головы. Мы не можем сказать, как быстро Дилан оправится от всего этого, но в сознание он пришел довольно быстро.

– Могла бы я увидеть его перед тем, как покину Харрогейт?

– Да, конечно. Возможно, вы сумеете помочь ему.

Я приготовилась к предложению сделать взнос на содержание больницы, но дело оказалось совершенно в другом:

– Видите ли, миссис Шеклтон, мистеру Эштону нужно время на долечивание и реабилитацию. Мы можем держать его здесь, поскольку это необходимо. Я не имею права выписать его туда, где он живет – в комнату над офисом.

– Насколько я знаю, его семья проживает в Стаффордшире.

Монахиня нахмурилась:

– Слишком далекая для него поездка. Местные жители любезно предложили взять Дилана к себе, чтобы он мог окончательно оправиться, но он упорно отказывается. И настаивает на том, чтобы вернуться в свою комнату, о чем и речи быть не может.

Она достала из ящика письменного стола папку и стала просматривать в ней фамилии.

– Вот, например, мистер и миссис Гиртс предложили взять его к себе. – Монахиня провела пальцем вниз по строчкам. – Миссис Гульд также предлагает подобное. Она экономка Милнеров. Какое ужасное преступление у них произошло… Миссис Гульд считает, что для Родни Милнера будет лучше, если в доме какое-то время поживет другой молодой человек – это отвлечет его от трагедии смерти отца. Как вы считаете, не согласится ли мистер Эштон на подобное предложение? Я очень надеюсь, что вы сможете убедить его.

– Это довольно сложно, – сказала я, не отвечая прямо на ее вопрос.

Мысли мои метались. Дилан не стремится принимать чье-то гостеприимство из скромности, чтобы избегать ответа на неудобные вопросы, или же отчаянно хочет вернуться в свою комнату, дабы проверить, что не осталось никаких улик, связывающих его с убийством? В конце концов, у него было не так уж много времени, чтобы уничтожить все следы.

Монахиня встала, довольная тем, что выразила свою точку зрения с такой убедительностью.

– Я распоряжусь, чтобы мистера Эштона доставили в отдельную комнату. Надеюсь, вам поспособствует успех в большей степени, чем мне.

Она многозначительно посмотрела на меня, словно ожидала, что после пятиминутного разговора я возьму на себя все бразды правления относительно Эштона.