смуту, колебание, шатание, перелетство, какое было у нас в России в Смутное время, когда не знали, кто был прав: царь ли Василий Шуйский, неизвестно каким образом вступивший на престол, или тот, кто называл себя царем Димитрием, и потому некоторые считали себя вправе перелетать из Москвы в Тушино и обратно, смотря по тому, где лучше. К английским перелетам описываемого времени принадлежал и знаменитый Марльборо, постоянно тяготившийся вопросом о престолонаследии и борьбою партий, мешавшею ему действовать. В 1713 году он писал курфюрсту Ганноверскому о своей готовности жертвовать имением и жизнию на службе ему и в том же году уверял агента Иакова III, что скорее отрубит себе руки, чем сделает что-нибудь против королевского дела.

Виги вопили против Утрехтского мира, потому что он сближал Англию с Франциею, поправлял дела Людовика XIV, представителя неограниченной монархии, покровителя Стюартов, которые с его помощию хотели уничтожить парламентскую форму и ввести католицизм в Англии. Виги вопили против главы министерства, лорда-казначея Оксфорда и министра иностранных дел Болинброка как виновников постыдного мира. Мир не был постыден; Оксфорд, и Болинброк не были изменниками, не продали ни чести, ни выгод Англии; но против них легко было кричать, легко обвинять во всем, потому что оба не пользовались чистою репутациею, никто не мог назвать их честными, крепкими в своих убеждениях людьми. За Оксфордом нельзя было признать и отличных способностей, это был человек, тратившийся на мелкие средства, мелкие интриги, совершенно отдавшийся злобе дня, хотевший плыть по ветру, ждать, чем разрешится смута, имевший в виду одно: чтобы при каком бы то ни было решении не потерять своих выгод, поэтому не способный ни к какому решительному действию, когда, по его мнению, было еще рано действовать, отделывавшийся от нетерпеливых людей словами: «Не беспокойтесь, все пойдет хорошо», заслуживший даже от друзей своих название величайшего кормителя завтраками в мире.

У Болинброка никто не мог отнять блестящих способностей, но никто не мог назвать его человеком нравственным. Этот ревностный теперь тори отличался вольнодумством, отвергая в жизни нравственные начала, как в сочинениях своих старался подкопаться под основу нравственности — христианство. Он хотел быть Алкивиадом нового времени, человеком удовольствий и человеком труда в одно и то же время: проводил одну ночь в самом сильном разгуле, а следующую проводил за изготовлением дипломатической бумаги, от которой зависела судьба Европы; то говорил громоносную речь в парламенте, то нашептывал нежности какой-нибудь красавице. Но среди такого ревностного служения двум господам он терял всякое достоинство, всякую правду, всякое соответствие между словом и делом своим. Виги имели право предполагать, что Оксфорд и Болинброк ведут интригу в пользу Стюартов, и Утрехтский мир служит им для этого мостом. Действительно, еще в 1710 году Оксфорд сносился с маршалом Бервиком, побочным братом претендента, насчет восстановления Стюартов с гарантиями для Английской Церкви и свободы. Но это было только на всякий случай: Оксфорд не имел ничего и против ганноверского курфюрста в случае успеха, только в успехе он не был уверен, и потому дожидался, не желая содействовать успеху той или другой стороны, из страха рисковать.

Болинброк, отличаясь другим характером, неугомонною деятельностью, хотел быть во главе движения в пользу одной из сторон и выбрал Стюартов; при этом он вовсе не руководился обычным побуждением, заставлявшим других англичан действовать в пользу Иакова III: преданностию к законной династии, уважением к божественному праву; он вовсе не имел этих побуждений, но зато вовсе не имел и тех побуждений, которые заставляли других требовать ганноверского курфюрста, не имел горячей преданности политическим правам английского народа и протестантскому исповеданию. Болинброк руководился своими определившимися уже отношениями к партиям, своею привязанностию к Франции, расчетом, что партия Стюартов сильнее ганноверской. В 1713 году один из самых ревностных приверженцев последней говорил ганноверскому посланнику: «Большая часть провинциального дворянства скорее против нас, чем за нас, и если дела пойдут все так же, как теперь, то курфюрст не получит английской короны, разве явится с войском». На площадях народ с громкими криками одобрения жег вместе фигуры дьявола, папы и претендента (Иакова III), и между тем большинство народных представителей в палате общин вовсе не было за ганноверскую династию, которая считала более приверженцев в палате лордов. Это последнее обстоятельство также объясняет поведение Болинброка, который в самом начале стал на стороне тори, желая быть здесь на первом плане, тогда как между вигами он должен был со многими считаться. Если бы Иаков III был способен последовать примеру Генриха IV французского — переменить веру, — то успех его был бы несомненен.

В начале 1714 года Оксфорд дал знать претенденту, что если он хочет обеспечить себе английский трон, то должен скрыть, что исповедует католицизм, или торжественно приступить к Англиканской Церкви; но пока он будет оставаться католиком, королева ничего не может для него сделать. Болинброк выразился в том же смысле; он говорил, что если курфюрст Ганноверский вступит когда-нибудь на английский престол, то виноват в этом будет претендент, отказавшись от поступка, совершенно необходимого для привлечения сердец народа и отстранения всех опасений. Даже вожди католической партии в Англии советовали претенденту то же самое. Но Иаков, как писал в манифесте своим приверженцам, не хотел ни притворяться, ни переменять веры.

Это решение должно было иметь влияние на разрыв между главами английского министерства. Не надеясь на верный успех дела Иакова, когда последний оставался католиком, Оксфорд продолжал находиться в выжидательном положении, а Болинброк хотел действовать и, видя, что от лорда-казначея нельзя ничего добиться в пользу своего дела, решился вытеснить его из министерства. Он сделал это посредством придворной интриги, которую вела та же леди Мешем; претендент дал знать королеве о своем желании, чтоб лорд-казначей был удален, и в конце июля 1714 года Оксфорд вышел из министерства. Вся власть перешла теперь в руки Болинброка, который поспешил заняться составлением министерства из решительных якобитов, т. е. приверженцев претендента Иакова III. Но эти приготовления к торжеству Стюартов были вдруг остановлены тяжкою болезнию и смертию королевы Анны, последовавшею 1 августа 1714 года. Болинброк был поражен этою нечаянностию, а с ним и все сочувствующие Иакову III; их было много, но у них был один вождь, Болинброк, который должен был действовать за всех; в этом состояла слабость партии, тогда как вожди вигов, хотя и не могли соперничать в блеске талантов с Болинброком, но их было несколько, и при умении действовать дружно в опасное время их успех был обеспечен.

Болинброк не счел возможным провозгласить Иакова III в минуту смерти Анны, а виги провозгласили Георга I Ганноверского, и это провозглашение было с