1711 года были приготовлены; но год начался мирными переговорами, и предложение о мире шло на этот раз не из Франции. В январе аббат Готье, тайный корреспондент французского министерства иностранных дел в Лондоне, явился в Версаль кТорси с словами: «Хотите мира? Я привез вам средство заключить его независимо от голландцев». «Спрашивать французского министра, хочет ли он мира, это все равно, что спрашивать у больного долгою и опасною болезнию, хочет ли он вылечиться», — отвечал Торси. Готье имел поручение от английского министерства предложить французскому правительству, чтоб оно начало переговоры. Англия заставит Голландию окончить их.

Мы видели, что национальная политика Англии состояла в невмешательстве в дела континента, если только не затрагивались торговые интересы Англии. Эти торговые интересы были затронуты перед начатием войны за Испанское наследство, когда соединение Испании с Франциею грозило отнять у Англии возможность торговать в обширных и богатых владениях испанских. Тут мирная партия, т. е. партия, державшаяся национальной политики, должна была умолкнуть, и войну начали. Но эта партия, смолкнувшая на время, поднялась при первом удобном случае и была уверена, что встретит сильное сочувствие в народе, как скоро опасения его относительно своих интересов рассеются, ибо народу были противны трата денег на войну, ведущуюся за чужие интересы, увеличение войска и усиление его значения, усиление значения победоносного полководца, который возбуждал неприятное воспоминание о Кромвелях и Монках. Война затянулась надолго, потратили на нее множество денег, цель была достигнута: страшная до сих пор Франция доведена до последней крайности, доведена до такого изнеможения, после которого долго не будет в состоянии оправиться и снова начать грозить английским торговым интересам; средств у старого честолюбивого короля, не дававшего покоя Европе, нет более, и дни его изочтены; родственная связь испанских королей с французскими не опасна по смерти Людовика XIV, и не стоит тратить столько денег и людей для того, чтоб навязать испанцам Карла III вместо Филиппа V, лишь бы Гибралтар и торговые выгоды в Америке остались за Англиею; еще страннее вести войну за выгоды Голландии, этой опасной соперницы в торговом и промышленном отношениях, тратить английскую кровь и английские деньги для того, чтоб обеспечить голландскую границу со стороны Франции. Таким образом, успехи союзных войск и явное истощение Франции усилили в Англии партию мира, партию тори. Эта партия усиливалась, потому что ее стремления и взгляды совпадали с национальными стремлениями и взглядами; некоторые люди, понявшие, в чем дело, могли выдвинуться, проводя национальные стремления и взгляды, и могли заключить мир.

Эти люди, соединившие свои имена с окончанием войны за Испанское наследство, были Гарлей и С.-Джон. Роберт Гарлей в 1701 году является оратором или президентом палаты общин, а в 1704 году, благодаря дружбе с Марльборо, становится министром иностранных дел. Новый министр принадлежал к умеренным тори и отличался искусством лавировать между партиями и влиятельными лицами. Марльборо и его друг, министр финансов (лорд-казначей) Годольфин, сами не привязанные крепкими убеждениями ни к какой партии, думали, что Гарлей будет их покорным слугою; но Гарлей, не привязанный ни к кому и ни к чему нравственно, преследовал свои цели, и требовательность Марльборо и Годольфина, в которой Гарлей видел посягновение на свою независимость, только раздражала его и заставляла сильнее желать избавления от деспотизма друзей-покровителей. Королева начала заметно охладевать к герцогине Марльборо, и у ней оказалась другая фаворитка, Абигайль Гилль, или, по мужу, Мешем, родственница герцогини Марльборо, которая и пристроила ее ко двору. Гарлей сблизился с Мешем, что, разумеется, сильно раздражало Марльборо и Годольфина, заставило их высказывать свою ревнивость и требовательность, заставило их подозревать Гарлея во влиянии на такие неприятные для них решения королевы, в которых он и не участвовал. Гарлей клялся, что он останется верен своему постоянному принципу — соединения умеренных тори с умеренными вигами так, чтобы ни одна партия не преобладала решительно; королева держалась того же самого принципа и потому любила Гарлея, любила его и за то, что он являлся ревностным приверженцем Англиканской Церкви. И Марльборо с Годольфином были вовсе не против принципа, выставляемого Гарлеем, если бы Гарлей был во всем их покорным орудием. Но, подозревая его в измене, они соединились с вигами для его низвержения; Гарлей должен был оставить министерство и, естественно, переходил на сторону тори.

Вместе с Гарлеем должен был выйти в отставку Генрих С.-Джон, управлявший военным министерством. Подобно Гарлею, С.-Джон считал партию только средством играть важную роль в управлении страны. Аристократ по происхождению, он отличался красотою, блестящими способностями и самою разгульною жизнью; у него была необыкновенная память, изумительная быстрота соображения и столь же изумительная легкость в устном и письменном изложении мысли; эти способности делали для него возможным при занятии важной должности, при серьезных работах отдавать много времени женщинам, игре, вину и беседам со всеми литературными знаменитостями времени. В самом начале века двадцати с чем-нибудь лет С.-Джон явился членом палаты общин, и так как большинство талантов было на стороне вигов, то он стал на стороне тори и сейчас же обратил на себя внимание как первоклассный оратор. Чтоб выставить свой талант во всем блеске, он затрагивал нарочно самые грудные вопросы, которых избегали другие ораторы. С.-Джон гремел против континентальной войны, против бесполезных издержек на нее. Но Марльборо понял, что эти громы исходят не из горячих убеждений, и предложил громовержцу управление военным департаментом. С.-Джон, получивши такое важное и трудное, особенно тогда, место, не изменил своего образа жизни, но удивил всех умеренностию своих речей; он явился самым ревностным приверженцем Годольфина и страстным поклонником Марльборо. Но потом вместе с Гарлеем он перешел на сторону леди Мешем и тогда должен был оставить свое место, которое перешло к знаменитому впоследствии Роберту Вальполю.

Торжество вигов не могло быть продолжительно. Королева против воли рассталась с Гарлеем, была оскорблена уступкою, которую должна была сделать вигам, Годольфину и Марльборо; к этим личным отношениям присоединялся еще интерес высший: раздавались вопли, и преимущественно из Оксфордского университета, об опасности, которою грозили виги Англиканской Церкви, а к этим воплям Анна по своим убеждениям была очень чутка. Самыми сильными выходками против принципов революции, которых держались виги, отличался проповедник Сечьверель, отрицавший законность сопротивления какой бы то ни было тирании. Он вооружился против диссидентов, против терпимости относительно кальвинизма, терпимости, которая грозит страшною опасностию Английской Церкви, не удерживался и от намеков на лица, особенно на Годольфина. Виги забили тревогу, и Сечьверель был предан суду по определению палаты общин; тори сочли своею обязанностию заступиться за проповедника; палата лордов незначительным большинством признала его виновным; но когда дело