Четыре месяца спустя

— Белла, любимая.

Муж посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, как быстро забилось сердце. Оно торопилось, подгоняемое тем, что сверкало во взгляде моего волка, неслось вскачь, отзываясь на горячие желтые искры, и тело тут же откликнулось, обдав обжигающей волной.

— Ничего не бойся, — прошептал Лукас, и его губы накрыли мои, заставляя забыть обо всем. — Люблю тебя, моя катани. У нас все получится.

Лес вокруг замер, подглядывая за нашим поцелуем, древние ели тихо поскрипывали и шептались, как старые сплетницы на лавочке, а луна пряталась за лохматыми макушками, играя в прятки с наползающими с севера тучами.

— Идем, — с трудом оторвавшись от меня, хрипло произнес Хольм, и, взяв за руку, повел за собой.

Тропа мягко стелилась под ноги, артефакт раскачивался на груди в такт шагам, а мы с мужем уходили все дальше в чащу, туда, где не будет любопытных глаз и чужих ушей. Ведь то, ради чего мы пришли в Заповедный лес, требовало тишины и уединения.

— Настройся на меня. Почувствуй, — шепнул Лукас, сильнее сжимая мою ладонь.

Он неслышно шагал по слежавшейся хвое, а я глядела на мужа и тянулась к скрывающемуся в нем зверю. Я чувствовала его обожание, его нетерпение, его заботу, и в какой-то момент вдруг увидела все его глазами и поняла, что вокруг нас сотни звуков и шорохов, а запахи стали отчетливее и ярче, как и стоящие вокруг поляны деревья.

Я чувствовала аромат чуть подсохшей листвы, откуда-то издалека долетал запах зайца, узкая тропа оказалась испещрена волчьими следами. Хвоя на еловых ветках выглядела объемной и непривычно резкой, а листья кленов пламенели в темноте, как осенний костер.

Да, месяц назад в Артакию, страну оборотней, пришла осень. Теплая, солнечная, пахнущая полынью и сухой листвой. Лукас говорил, что на его памяти такой еще не было. И добавлял, что это я принесла с собой благословение для оборотней. Не знаю, так ли это, но Красный клан действительно процветает. Белые волки признали власть Лукаса, и присоединились к нашим стаям, и теперь большая часть Артакии принадлежит Красным, а Лукас стал главой объединенных кланов.

Впрочем, перемены коснулись не только оборотней. Две недели назад метаморф Гарви, захвативший тело Маркуса, был осужден за убийство моих родных, и казнен на главной площади дартской столицы. Доказать его вину оказалось нелегко, но Каллеман справился. Он смог раскопать прошлое. Эрик сумел найти неопровержимые доказательства злодеяний Гарви и совершенного им убийства моих родителей, так что даже знаменитый адвокат Штайнц, нанятый бывшим ректором, ничего не смог сделать, хоть и пытался затянуть судебный процесс. Несмотря на все проволочки, суд над метаморфом состоялся, и мне пришлось давать показания, как главному свидетелю обвинения. Я немного волновалась, но поддержка мужа и моих подруг Кейт и Эвелин помогла собраться и с легкостью ответить на все каверзные вопросы адвоката. Если бы я с такой же легкостью смогла исправить зло, совершенное моим дедом! К сожалению, вернуть настоящего Маркуса Марока к полноценной жизни пока не удалось. После казни Гарви бывший глава Белого клана оказался свободен, и его человеческая сущность смогла попасть в свое тело. Вот только дальше ничего не получилось. Нет, я пыталась. Точнее, мы все пытались. Каллеман подключил лучших артефакторов Дартштейна, Давенпорт привез из Амвьена знаменитого мастера Кроненбау, но все оказалось напрасно. Бывший глава Белого клана никого не узнает и ни с кем не разговаривает. Он теперь целые дни проводит в саду своего дома, неподвижно сидя на скамье, и непрерывно глядя в одну точку. И кажется при этом похожим на бездушного робота. Все-таки метаморф слишком долго использовал личность Маркуса. Нет, я не сдалась и не оставляю надежды добиться улучшений, а Лукас говорит, что он в меня верит. «Даже не сомневайся, у тебя обязательно получится», — подбадривает меня муж. И я продолжаю изучать уцелевшие бумаги деда, пытаясь найти в них ответ.

Что еще произошло за минувшие четыре месяца? Много всего. В академии провели реорганизацию, и теперь девушки могут учиться на всех факультетах, тогда как раньше допускались лишь на два: исторический и артефакторики. Кстати, я теперь тоже студентка. Так что через пять лет смогу получить диплом артефактора и лицензию на открытие собственной мастерской. Лукас поначалу ворчал, что для обучения мне вполне хватит знаний Хранителя Эверуса, но возражать против моего поступления не рискнул. И правильно сделал. Пусть я и сумела принять личность Изабеллы Бернстоф, но прежний характер остался при мне, и муж быстро понял, что шовинисткие замашки со мной не работают. И в нашей семье, в отличие от большинства дартских, царят равноправие и здоровые партнерские отношения. Правда, Каллеман любит подкалывать Лукаса, называя его ручным волком, но Хольм только посмеивается и парирует, что не подкаблучнику Эрику его упрекать. Сами Каллеманы* частые гости в нашем доме. Они и их сын Андер, крестник Лукаса, как-то удивительно легко вписались в нашу жизнь, и у меня порой возникает ощущение, будто мы дружим очень много лет. С Горнами** мы тоже видимся, правда, с Дереком я пока не рискую общаться так же свободно, как с его женой. Все-таки лорд Карающий не из тех, с кем можно запросто поболтать за кружечкой эля. Кстати, Кейт рассказала мне, как попала в Дартштейн, и ее история заставила меня по-другому посмотреть на герцогиню. Не каждый сумел бы выдержать те испытания, через которые ей пришлось пройти. К слову, Эвелин жизнь тоже не баловала, и до встречи с Эриком ей пришлось хлебнуть немало горя. Но это не сломило и не ожесточило ее, и Эви, как солнышко, освещает всех вокруг мягким светом, от которого на душе становится тепло и уютно.

А еще, именно Эвелин организовала нашу с Лукасом свадьбу, и это была самая лучшая свадьба на свете. В Аравсе целую неделю не смолкала веселая музыка, а главный храм, в котором мы венчались, едва смог вместить всех желающих. А каким счастливым выглядел Хольм! Когда я смотрела в его сияющие глаза, то сама не верила собственной удаче. Как такое возможно? Казалось бы, только недавно я умирала от боли и от отчаянного желания увидеть запавшего в сердце оборотня, а теперь он мой. Только мой. И мы всегда рядом. Мы вместе. А все беды и недомолвки остались позади.

О чем еще я забыла упомянуть? Ах да, Моня. Как ни странно, заключение пошло ему на пользу, и теперь кузен уже не вздрагивает от каждого шороха, и выглядит гораздо увереннее, чем раньше. А еще он умудрился нахвататься тюремного сленга, и щеголяет заковыристыми воровскими выражениями с таким видом, словно отсидел не две недели, а минимум десять лет, и имеет за плечами не одну ходку. Лукас только посмеивается, глядя на «бывалого» Моню, а тот умудрился еще сильнее привязаться к моему мужу, выбрав его объектом для подражания. Тернгоф даже одеваться стал, как Хольм, благо, что со средствами у кузена теперь все в порядке. В академии ему прибавили жалование, да и Лукас иногда подкидывает Моне нелегальные заказы на изготовление артефактов. Почему нелегальные? Так ведь в Дартштейне на любую деятельность нужна лицензия, но Каллеман с Горном пока закрывают глаза на незаконный промысел Тернгофа, делая вид, что ничего о нем не знают, а мой муж никогда не был слишком щепетильным в отношении имперских законов. «У нас в Артакии свои правила» — говорит он, и никто из друзей даже не пытается с ним спорить. Так что, до тех пор, пока я не получу диплом и не открою мастерскую, Моня так и останется нелегалом. Ну, если не решится получить второе образование. А пока он живет в особняке, следит за ремонтом дома, и чувствует себя совершенно счастливым.