Ниночка нахмурилась: обоев-то было впритык, да и с тем расчетом, что за шкафом клеить не придется. И за софою тоже можно сэкономить, а в уголочке, возле двери, так и вовсе из нескольких полос если встык и аккуратненько…

– Стену мазать или обои?! – спросила Антонина, махнувши кисточкою.

Нашла у кого интересоваться. Что дива в ремонте понимать может? Но Астра подошла, разулась, в отличие от некоторых генеральских жен, что в туфлях уличных по квартирам ходят, и потрогала бумагу.

– Мягкая, – сказала она. – Если ее, то расползется.

– И я о том! – Ниночка погладила обои.

…а на новоселье Эвелинка сервиз обещала подарить, тот самый, который с картинками красивыми и блюдцами, что с полосочкою по краю.

Золотой, конечно.

Есть еще и в серебре, но серебро не под кухню будет.

…Анатолию Львовичу, который давно уже стал просто Анатолием, достались талоны в «Альбатрос», куда он записался на сервант. Вот как раз в комнате и станет, а в нем уже и сервиз можно, и хрусталь.

– Так, – маг вошел в комнату, огляделся, оценивая фронт работ, и сказал. – Давайте-ка разделимся… Ниночка, солнышко, ты будешь показывать, что и куда клеить. Ингвар, за тобой стены, мажь погуще, а то ведь не лягут. Леха, ты скребком разглаживаешь…

И Алексей, на которого Ниночка поглядывала с опаской, кивнул.

– А мы?

– А вы возвращаетесь к нам и готовите стол. А то здесь для всех тесновато будет, – маг встряхнул руками. – Заодно и за детьми присмотрите…

И Ниночка согласилась, что план хорош.

Да и прочие возражать не стали.

Астра не знала, счастлива ли она. Она просыпалась еще до рассвета, просто и легко, открывала глаза и лежала, лежала в тишине, слушая спокойное размеренное дыхание человека, который стал ее мужем.

Взял вот и стал.

И заявление подал. И мрачно так глянул на женщину, которая почему-то решила, что не хочет это заявление принимать, не станет, что недостаточно у нее полномочий и вообще неправильно на дивах жениться. А после его взгляда она передумала.

Приняла заявление.

Дату назначила.

А потом перенесла. И снова, сославшись на какую-то ерудну. И Астра почти решила отказаться от затеи: она уже замужем, зачем еще раз выходить? Но Святослав не позволил.

Он упертый.

И хмурится часто, особенно, когда что-то не выходит, причем не важно, отчет ли, которых пришлось писать множество, или поделка для детского сада. Почему-то оказалось, что поделки эти приходилось делать часто, Астра и не знала.

Она вообще о многом не знала.

О том, что рядом с другим человеком может быть настолько спокойно. И хорошо. И радостно просто от того, что этот человек есть.

О том, что можно говорить.

И гулять.

Держаться за руку. Или не держаться, но все равно знать, что, если будет нужно, руку эту протянут. Можно смеяться и не бояться, что смеешься слишком громко. Или вот плакать, как в тот раз, когда не вышло спасти… многих не выходило, и это горе, обычно неподъемное, необъятное, вымучившее Астру до дна, вовсе не исчезло. Но рядом с ним выносить это горе было легче.

Были дни.

И ночи.

Темные и длинные. Наполненные чем-то таким, чему Астра еще не нашла названия. Вспоминать о них днем было стыдно, но не вспоминать не получалось.

И не краснеть тоже.

И… выходит, она все-таки счастлива? Пусть и в опустевшей, точнее почти опустевшей – Ниночка еще не забрала свои вещи, да и Калерия кое-что оставила до весны, когда Ингвар окончательно с жильем разберется – квартире, но все равно счастлива?

В гулкой этой пустоте.

В тишине предрассветной, нарушаемой дыханием человека, о котором Серафима Казимировна знала? Наверняка, иначе не затевала бы эту вот игру. Или… дело не только в Астре.

Сложно все.

Думать о прошлом сложно. А жить… жить совсем даже наоборот.

И теперь жизнь больше не пугала. Даже перспективой поклейки обоев.

– И о чем задумалась? – Эвелина не стала разуваться, только снег с сапог сбила. – Извини, я о туфлях не подумала как-то… картошка есть?

Генеральская жена не утратила умений и с картошкой управлялась по-прежнему быстро. Нож мелькал в ее руках.

– Слышали, Владка в актрисы пошла, – Калерия окинула кухню придирчивым взглядом и вздохнула. Что поделаешь, хозяйка из Астры была так себе, и она честно мыла, что кухню, что плиту, но как-то недостаточно хорошо, что ли. – Писала недавно, что на роль утвердили…

– Еще бы, – фыркнула Эвелина. – С ее-то силой… но в актрисы, пожалуй, ей самое место.

– Почему?

Антонина вытащила из холодильника палку колбасы. И батон достала, и масло.

– Энергетика подходящая. Ей нужно, чтобы ее любили. Вот и будут любить. Правда, добром это, скорее всего, не кончится.

– А ты не каркай, – Калерия наполнила кастрюлю водой. – Викушка замуж собралась.

– Скажи ей, чтобы сестрицу не приглашала.

– Она и сама понимает.

– А Владка?

– Тоже понимает.

Этот разговор был до того привычен, что хотелось одновременно плакать и смеяться.

– Но у нее тоже свадьба…

– Поедешь? – тонкая лента кожуры опустилась в ведро. Астра же достала из холодильника миску с вареными яйцами. Не такая она и глупая, чтобы не догадаться, чем закончится вечер.

Да и Машка сказала, что готовить надо.

Машке Астра верила.

– Не знаю. Вряд ли позовет, – Калерия прикрыла кастрюлю. – Но открытку пошлю.

– И подарок, – согласилась Эвелина.

– И подарок…

– Ты-то как?

Калерия провела ладонями по животу и улыбнулась, тепло так, будто солнце выглянуло.

– Хорошо… Ингвар только нервничает очень.

– А… подопечные.

– Тоже нервничают. Дети ведь, – она произнесла это снисходительно, и Астра согласилась: дети. Злые. Нервные. Обиженные. Многие больны, и не только телом. С телом-то она легко справлялась, но вот другое излечить было куда как сложнее. И потому, от понимания своего бессилия, Астра и не любила бывать на Полигоне. А вот Святославу приходилось часто. Может, и нестабильный он, но лучше такой маг разума, чем вовсе никакого.

– И кто? – Эвелина старалась не смотреть на старую подругу.

– Дочь. Мою силу возьмет. Из… стаи писали, что будут рады принять нас.

– Еще бы, – Антонина резала колбасу полупрозрачными ломтиками. – Теперь-то всем рады…