В коридоре вдруг повеяло холодом.

Кожу мне начало покалывать. Я весь дрожал. В ушах гремел стук сердца.

– Что ж, как ты и сказал – о, если бы у нас только было время, – ответил я наконец. – Но его-то у нас сейчас и нет. Рассвет уже близок. – Каждое слово давалось мне с огромным усилием. – Я не могу остаться сейчас с тобой.

Как же я был благодарен судьбе за это – за то, что мне пора уходить. Неловко, шатаясь, точно пьяный, я двинулся прочь. Шок, шок и снова шок.

Я оглянулся. Каким же печальным казался он сейчас! Каким одиноким, раздавленным горем и скорбью!

– Как ярко ты горишь, принц Лестат, – промолвил он. На глазах у него выступили слезы.

Я поспешил прочь. Ничего иного мне не оставалось. Мне надо было срочно отыскать какое-нибудь гостеприимное тайное место, где можно лечь одному. Сегодня уж никаких путешествий. Слишком поздно. Сегодня осталась лишь надежда на сон. Впереди, выше по коридору, Сиврейн уже ждала меня, жестами призывая поторопиться.

О, дай мне эту крохотный, вырубленный в скале склеп, полку, на которой можно прилечь. Дай мне эти прохладные атласные подушки, эти мягкие шерстяные одеяла. Дай мне это все – и оставь здесь рыдать в одиночестве. Закрой за собой дверь и позволь мне забыть все, кроме тьмы.

И подумать – проснувшись завтра, мы вступим в Царство Многих Скорбей.

Все, чем я был до сей ночи, исчезло, исчезло навсегда. Мир, в котором обитал я совсем недавно, казался теперь тусклым и пустым.

Все мои старания и битвы, победы и утраты затмились пред лицом сегодняшних откровений. Виданное ли дело, чтобы отчаяние и скука изгонялись подобными открытиями, драгоценными дарами истины?

Вот уже две ночи Рош торчал в роскошном отеле в Манаусе и, просыпаясь, видел крохотный амазонский городок, а вокруг – бесконечные просторы джунглей. Он был в бешенстве. Он послал за Бенедиктом, и тот явился: как всегда взлохмаченный и измученный после одинокого путешествия по бескрайним милям неведомых небес – и донельзя взволнованный перспективой спать в этом многоэтажном отеле, где всей защиты от солнца и любопытных людских глаз – лишь кладовка.

Сам городок и его окрестности представляли прекрасные охотничьи угодья для вампира, но вот и все, что Рош мог бы сказать о них хорошего. Он уже начинал отчаиваться, удастся ли ему проникнуть в убежище Маарет, Хаймана и Мекаре, однако и бросить свою затею не мог.

Каждую ночь Голос призывал его проявить силу, открыто напасть на крепость близнецов, пробить путь внутрь. Но Рош осторожничал. Он знал: ему не одолеть совместную мощь Хаймана и Маарет. И не доверял Голосу, утверждавшему, что они ни за что не атакуют его, что он застанет их врасплох и сам удивится, как беззащитны они против его боевых дарований и его воли.

– Ты должен освободить меня из этого существа, – ныл Голос. – Освободить меня от этой Несвятой Троицы, что держит меня тут в заточении, слепого, неподвижного, неспособного исполнить свое предназначение. А ведь у меня есть предназначение, оно у меня с самого начала было. Ты хоть представляешь, сколько мучений я претерпел, чтобы научиться хотя бы проявлять себя, подавать голос, разговаривать? Ты моя единственная надежда, Рошаманд. Ты во Крови уже пять тысяч лет, верно? Ты сильнее их, потому что умеешь пользоваться своими дарами, а они избегают этого.

Рош уже даже и не пытался нормально дискутировать с Голосом – тот был большой интриган, но при этом бесхитростен, точно дитя.

Рош опасался Маарет. Собственно, он всегда ее боялся. Кто из всех Пьющих Кровь превосходит ее могуществом? Она на тысячу лет старше его, но этим дело не ограничивается. Ведь ее создали одной из первых, ее духовные ресурсы стали легендой.

Не будь дети Первого Поколения и Крови Царицы глухи к телепатическим сигналам друг друга, вся эта драма уже давным-давно подошла бы к концу. Услышь только Маарет, как Голос разговаривает с Рошамандом, с ним было бы уже покончено. Даже сейчас Роша терзал страх, уж не окажется ли это разнесчастное сырое тропическое захолустье последним пунктом его долгого и длинного странствия.

Однако стоило только ему впасть в уныние, Голос возникал снова – нашептывал, подлизывался, льстил и подстрекал. «Я сделаю тебя королем всего вампирского племени! Посмотри только, что я тебе предлагаю! Неужели ты не понимаешь, зачем так нужен мне? Оказавшись в твоем теле, я смогу добровольно выйти на солнце, ведь ты для этого достаточно силен – и тогда молодые вампиры по всему миру будут испепелены на месте. Но тебя – и меня в тебе – этот золотой свет лишь ласково поцелует. О, я помню, о да, я помню тот благословенный покой, ту силу, что наполнили меня, когда Акашу и Энкила выставили на солнце. Они стали бронзово-золотыми – но и только, зато по всему миру сгорело множество детей. Ко мне вернулась прежняя сильная кровь! Я снова стал самим собой – всполохом чуда! Пойми, мы ведь повторим это, ты и я: я войду в тебя, и ты отважно выйдешь на солнце. И ты любишь меня! Кто еще меня любит?

– Да любить-то люблю, не вопрос, – мрачно отозвался Рош. – Но не настолько, чтобы погибнуть при попытке принять тебя в себя. А если ты в меня войдешь, то будешь чувствовать все то же, что и я?

– Ну да! Разве не понимаешь? Сейчас я погребен в теле, которое ничего не чувствует, ничего не желает – и никогда не пьет! Не пьет живительную человеческую кровь!

– Если я выхожу на солнце, то теряю сознание от невыносимой боли. И даже очнувшись, еще много месяцев она терзает меня. Я делаю это лишь ради того, чтобы походить на смертных. Хочешь познать такую боль?

– Она ничто по сравнению с болью, что терзает меня сейчас! – заявил Голос. – Ты же сам знаешь, что, очнувшись, лишь сделаешься чуть золотистей, зато многие другие умрут, умрут, умрут! И мы станем сильнее, чем прежде! Ну как ты не понимаешь? О да, я испытаю все то же, что и ты. Но когда ты обретешь Священный Источник, и ты будешь чувствовать то, что чувствую я!

И Голос продолжал в том же духе.

– Разве я хоть когда-нибудь обещал египетской царице поддерживать целый легион вампиров? Она спятила? И Первое Поколение разве тоже поголовно не спятило? Они прекрасно знали, чтó я и кто – и тем не менее продолжали растягивать мое тело и мое могущество за все мыслимые пределы! Из алчности они давали Кровь всякому, кто готов бы восстать против Акаши. А она! Завела себе стражу Крови Царицы, как будто самое главное – это армия побольше! Я был все равно что смертный, истекающий кровью из рук, ног, всех частей тела. Не мог ни думать, ни грезить, ни познавать…

Рош слушал вполуха. «Ты тоже будешь чувствовать то, что чувствую я».

Он стоял перед окном, глядя на ночной Манаус. В голове у него пылали разнообразные возможности.

– А чего еще ты захочешь от меня помимо того, чтобы я лег спать на солнце и тем самым испепелил вампирское отребье?

Отребье? О нет, сгорят не только они, но и многие иные молодые вампиры. Лестат, его драгоценный Луи, знаменитый и злобный деспот Арман и, разумеется, маленький гений Бенджамин Махмуд.