Все их поколение будет испепелено на месте. Сгорят даже вампиры, прожившие тысячу лет, может, и целых две. Так уже случалось раньше, Рошаманд знал – это не легенды. После того как полоумный жрец вытащил Царя и Царицу в египетскую пустыню, Рош обгорел до цвета красного дерева и много месяцев жестоко страдал от боли. Хватило бы этому жрецу сил оставить Божественную Чету на солнце на три дня, он бы умер. Да и сам жрец тоже. И кто бы тогда спас Акашу или Энкила? И на том все и закончилось бы. Сиврейн, Небамун и бесчисленные другие вампиры наверняка испытали то же самое. На немногих, кто выжил и стал сильнее, приходилось множество тех, кто погиб от невыносимой боли. Рош помнил. О да, еще как помнил.

Но никто не знал доподлинно, сколько веков надо прожить вампиром, чтобы пережить подобное испытание. Ну, может, великие целители Фарид и Сет знали. Может, они провели исследования и расчеты, основанные на массовых опросах вампиров, проанализировали «Вампирские хроники». Может, они разработали эту модель. И способны переливать кровь от древних вампиров юным при помощи своих блестящих пластиковых мешков и сверкающих трубок. Возможно, у них в подвалах имеются запасы древней крови, взятой из вен великого Сета.

– О да, они умны, очень умны, – вмешался голос, отвечая на бессвязные мысли Роша и начисто игнорируя его предыдущий вопрос. – Но они не любят меня. Они предатели! Болтают себе о «вампирском племени», как Бенджи Махмуд – как будто я к племени не принадлежу! – Он взревел от муки. – Как будто я, Амель, не принадлежу к вампирскому племени!

– Так ты не хочешь попасться к ним в руки, – заметил Рош.

– Нет, никогда! Ни за что! – Теперь Голос звучал панически. – Подумай, что они могут со мной сделать! Представляешь?

– И что, например? – полюбопытствовал Рош.

– Поместить меня в резервуар с Кровью, моей Кровью – Кровью, которую я сам и создал! – поместить в резервуар, где я буду слеп, глух и нем, навеки заперт в еще худшей тьме, нежели та, где я томлюсь сейчас.

– Чепуха! Все равно тогда кому-то придется поддерживать этот резервуар, питать и насыщать его. Нет, слишком опасно, на такое они не пойдут. Ты теперь уже не отдельное существо, это даже я знаю. Ты вплетен в мозг Мекаре, соединен с ее сердцем, что качает кровь в мозг. Попробуй они устроить такую систему, кто-нибудь должен был бы поддерживать ее жизнеобеспечение – а скорее всего, даже не в одиночку. Такого с тобой уж точно никогда не случится!

Голос явно смягчился. Перешел на шепот.

– Мне надо притихнуть ненадолго, но ты приходи ко мне. Она идет. Она затравлена и в отчаянии. Мечтает о том, чтобы броситься вместе с Мекаре в огненное озеро! Оплакивает утраченных отпрысков. Она сама прогнала всех, кто ее любит.

Рошаманд покачал головой и пробормотал что-то отрицательное.

– Ну послушай! – взмолился Голос. – Одно слово ободрения от какой-нибудь другой такой же отчаявшейся души – и она возьмет Мекаре и отправится прямиком к этому вулкану Пакайя. Ты знаешь, где это?

– Пакайя? – прошептал Рош. – Да, знаю.

– Что ж, там-то наша история и закончится в пламени – если ты не придешь! Говорю тебе, возможно, уже сегодня же ночью!

– Но ты ведь не можешь читать ее мысли? Ты заперт в теле ее создателя. Ты не в состоянии…

– Болван, я вовсе не читаю ее мысли разумом Мекаре, – возразил Голос. – Я украдкой проникаю в ее собственный разум – ровно так же, как проникаю в твой! Она не может оградиться от меня! Но попробуй я только заговорить с ней – о, как я бы ее напугал! Я бы толкнул ее за край!

Пакайя, действующий вулкан в Гватемале. Рош судорожно ловил ртом воздух. Его трясло.

– Приходи же, – настаивал Голос. – Хайман сейчас где-то на севере: я послал его туда убивать других. Он превратился в сущую развалину. В отличие от тебя, он с самого начала не был создан для вечности. Сам его вид приводит Маарет в отчаяние. Он – сломанное орудие. Приходи же ко мне, приходи прямо сейчас. Знаешь, что такое мачете? Они тут повсюду валяются. Мачете. Ты умеешь ими пользоваться? Освободи меня из этого тела! А не освободишь, я пропою эту песню кому-нибудь другому!

Он исчез. Рош чувствовал, что Голоса с ним больше нет.

Куда же Голос отправился? Снова натравливать отчаявшихся и перепуганных юнцов друг на друга? Или искушать Небамуна, где бы тот сейчас ни находился? Или даже Сиврейн?

А что случится, если Священный Источник попадет в кого-нибудь из них? Или если сразу предположить самое худшее, если импульсивный Лестат де Лионкур как-то завладеет им, поселит его в своем юном теле? Опасная мысль!

А Пакайя… Что, если Маарет уже взяла сестру-близнеца, взмыла с ней в воздух и устремилась к этому огненному аду? О, какие муки постигнут вампиров – всех до единого! – когда необоримый жар и пламя будут сжигать носительницу Священного Источника!

Бенедикт заснул на кровати рядом. Босой, в свежепостиранных джинсах и белой рубашке с расстегнутым воротником и манжетами.

Он раскинулся во сне так беззащитно и доверчиво, что Рошаманд растрогался. Из всех знакомых ему вампиров, даже созданных им самим, лишь у Бенедикта лицо и тело в полной мере правдиво отображали его душу, сколько бы времени ни прошло с преображения. Да, он знал, что такое – любовь.

Неудивительно, что именно Бенедикт принес Рошу «Вампирские хроники» и настоял, чтобы тот их прочел. Неудивительно, что Бенедикт так упивался страданиями Луи де Пон дю Лака и мятежом Лестата. «Они понимают, – твердил он Рошу. – Мы не можем жить без любви. И не важно, как мы стары, сильны и какими богатствами владеем. Без любви мы не можем существовать. Это невозможно. И они это знают – несмотря на всю свою молодость».

Рош тихонько присел рядом с ним, коснулся его спины. Мягкая, чистая ткань хлопчатобумажной рубашки льнула к гладкой коже. Шея и завитки каштановых волос напоминали на ощупь шелк. Рош наклонился и поцеловал юношу в щеку.

– Проснись, Ганимед. Ты нужен твоему создателю.

Он провел рукой по бедрам Бенедикта, по тонким сильным ногам, стальным мускулам, обтянутым накрахмаленными джинсами. Мог ли хоть кто-нибудь из вампиров похвастаться более совершенным телом? Ну, разве что Алессандра, еще до тех пор, как по собственной воле превратилась в старую каргу – кривую, уродливую, кривляющуюся и безумную, оборванное чудовище Детей Сатаны. Но тогда Бенедикт по праву должен занять второе место!

Юноша проснулся и, вздрогнув, слепо уставился прямо перед собой.

– Голос, – пробормотал он, уткнувшись в подушку. – Голос велел прийти, да?

– И мы придем. Но ты должен держаться в двадцати шагах позади меня. Приблизишься, когда я позову.

– Что такое двадцать шагов против таких монстров?

Рош встал и рывком поднял Бенедикта на ноги.

– Хорошо, тогда пятьдесят. Держись так, чтобы тебя не видели, но достаточно близко, чтобы услышать малейшую мою команду и немедля прийти.