«энергия» обозначала силу действия и выражения, а «сила» подразумевала приверженность обязательств – или боеспособность войска.

Современные ученые используют понятие энергии в более узком значении, которое не просто объясняет, почему двигатели останавливаются, когда заканчивается топливо, но и применимо к человеческому организму: каждая из клеток, из которых мы состоим, в том числе клеток мозга, нуждается в химической энергии, получаемой из пищи и кислорода. Соответственно организм в целом способен выполнить ограниченный объем физической работы прежде, чем ему понадобится новый прием пищи. Многие люди наивно полагают, что наши высокоуровневые ментальные процессы выдвигают схожие требования, что им нужна некая аналогичная форма «топлива» – пресловутая психическая энергия, не позволяющая ни скучать, ни лишаться способности мыслить. Увы, это неправда! Если каждый из субагентов Строителя обладает достаточной физической силой для выполнения своей части работы, Строитель, как агент, не нуждается в чем-то еще для выполнения своих задач. В конце концов Строитель – всего лишь имя конкретной совокупности агентов. Он не может желать чего-то сверх потребностей своих субагентов.

Машины и человеческий мозг требуют обычной энергии для выполнения своих задач – им не нужна никакая психическая энергия. Причинно-следственной связи для них вполне достаточно, чтобы они стремились к реализации своих целей.

Но если наши высокоуровневые процессы не требуют дополнительного «топлива» или энергии, что заставляет нас думать, будто нечто подобное им нужно? Почему столько людей рассуждают об «уровнях» психической или эмоциональной энергии? Почему утомительные и скучные занятия заставляют нас ощущать психическое «опустошение»? Мы испытываем на себе множество воздействий и потому не можем не думать о том, что деятельность нашего разума зависит от ряда «ментальных величин», пускай ученые давно и наглядно показали, что такие величины – миф. Как возможно это объяснить? Недостаточно просто постулировать, что это выдумка; мы должны понять, откуда она взялась, и постараться определить ее функциональное назначение. В следующих нескольких разделах мы обсудим, как возникают различные иллюзии психической энергии, которые представляют собой удобные способы регулирования деятельности агентов разума (можно уподобить эти иллюзии использованию денег в человеческих сообществах).

28.2. Рынки и цены

Каким образом поцелуй может загладить обиду? Как оскорбление «усугубляет» урон? Почему мы часто рассуждаем так, будто наши желания и устремления схожи с силами, взаимно дополняющими друг друга при сочетании – и как бы отменяющими друг друга, когда они противоположны по значению? Я намерен утверждать, что так происходит потому, что в каждый момент нашей жизни мы вынуждены выбирать между альтернативами, которые нельзя сравнивать. Допустим, например, что нужно сделать выбор между двумя домами: из одного открывается вид на горы, а другой ближе к месту нашей работы. Поистине странно сравнивать такие разные параметры, как близость к работе и красивые пейзажи. Но человек может решить, что приятное, успокаивающее зрелище стоит дополнительных затрат времени на дорогу. Вместо того чтобы сравнивать сами дома, можно сравнить их «привходящие» достоинства.

Мы переходим к использованию количеств, когда нет возможности сравнивать качества.

Таким вот образом, к лучшему или к худшему, мы часто присваиваем некоторую величину, некоторую ценность каждому варианту. Данная тактика настолько помогает упростить нашу жизнь, что практически все социальные коллективы разрабатывают собственные схемы взаимодействия – этакие нематериальные валюты, позволяющие членам коллективов работать и жить в гармонии, хотя у каждого человека остаются, конечно, личные цели. Создание подобной валюты способствует развитию и конкуренции и сотрудничества, предлагая мирные способы разделять и распределять некие общие блага.

Но кто устанавливает «цену» на время или измеряет ценность комфорта и любви? Что скрывается за нашими ментальными «рынками», если столь непросто проводить сравнения между эмоциональными состояниями? Отметим, что, независимо от степени различия этих ментальных состояний, все они вынуждены конкурировать за некие ограниченные ресурсы, будь то пространство, время и энергия, а потому являются в значительной степени взаимозаменяемыми. Например, мы достигнем приблизительно одинаковых результатов, оценивая деятельность с точки зрения количества пищи и с точки зрения временны́х затрат, поскольку для поиска пищи требуется время, а каждый прием пищи помогает прожить дольше. Следовательно, ценность, которую мы присваиваем конкретному «товару», в какой-то мере сказывается на ценности, присвоенной многим другим «товарам». Существует множество подобных ограничений, и потому, едва коллектив создает валюту, эта валюта начинает жить собственной жизнью; вскоре мы начинаем относиться к нашему «богатству» как к подлинному, реальному «товару», который можно использовать, хранить, давать в долг или тратить.

Аналогичным образом группа агентов разума может использовать некоторую «величину» для учета взаимодействий между агентами. В самом деле, агентам такие методы учета нужны даже больше, чем людям, поскольку они менее способны оценивать проблемы друг друга. Но если агентам приходится «платить», что служит им валютой для расчетов? Группа агентов способна найти способы эксплуатации совместного доступа к какому-то химическому веществу, запас которого ограничен; другая группа, к примеру, может использовать некую величину, которая не является реальной, которая попросту «вычислена». Подозреваю, что ощущение, которое принято называть удовольствием от успеха, может служить валютой в одной из подобных схем. В той степени, в которой успех тождественен времени, пище или энергии, полезно воспринимать его как вариант богатства.

28.3. Количество и качество

На страницах настоящей книги почти не обсуждались количества, подлежащие «измерению», хотя, конечно, клетки мозга постоянно ими оперируют. Например, вполне вероятно, что многие наши агенты используют количественные схемы для обобщения доказательств или установления прочных отношений. Однако мы почти не затрагивали данную тему, поскольку, как я подозреваю, количество значит тем меньше, чем выше мы поднимаемся в иерархии мыслительных операций. Это объясняется тем, что всякий раз, когда приходится сравнивать величины, мы платим немалую цену – фактически отказываемся от того, что принято называть «мышлением».

При обращении к измерениям мы лишаем себя возможности использовать отдельные виды мышления. Валюты и величины помогают проводить сравнения за счет маскировки различий между теми фактами, которые они репрезентируют.

По своей природе количественные описания настолько одномерны и безличны, что они автоматически «прячут» мысленные структуры, их порождающие. Это неизбежно, так как любое действие, которое позволяет сравнивать что-либо, отвлекает наше внимание от различий. Числа сами по себе суть величайшие мастера маскировки, поскольку они прекрасно скрывают все следы своего происхождения. Сложим пять и восемь, чтобы получилось тринадцать, и назовем эту цифру другому человеку; он узнает только сумму, потому что никакое гениальное озарение не подскажет, что число возникло из сложения именно пяти и восьми! Почти то же самое происходит в голове: количественные суждения помогают нам принимать решения, только мешая осмыслять фактические доказательства.

Не имеет значения,