Август 1995 года, дачная ссылка подходит к концу. Мне восемь лет, моей сестре уже пятнадцать. Мы не дружим. Совсем. Неожиданно начинается ливень, и бабушка, к нашему удивлению, разрешает побегать под дождем. И вот уже наши голые пятки скользят по мокрой траве. Вдруг прямо у нас над головой раздается раскат грома. Мы визжим и бросаемся друг другу в объятия. Темно. Страшно. Я счастлива.

25 сентября 2011 года, примерно десять часов утра. Я заезжаю в этот огромный город, центр, этот «Третий Рим» со стороны Киевского шоссе. Пробок нет. Чудесная погода, солнце светит. Я, простой парень из далекой солнечной Молдавии, закинул вещи в свою машину и, поняв, что там, в Москве, у меня есть какие-то перспективы, собрался и уехал. Я еду, и у меня огромные надежды. Я знаю, что у меня все будет хорошо. Я настолько счастливый человек, что мечтаю изменить свою жизнь. И этот переезд, и этот город, который встречает меня этими пустыми улицами, вывесками на русском языке, встречает меня каким-то теплом, он напомнил мне счастье.

Мне без малого шестьдесят пять лет. Я прожила интересную жизнь: много путешествовала, подолгу жила за границей, работала бок о бок с интересными людьми, издала две книги, «дослужилась» до ранга жены посла, двух детей воспитала. Жаловаться грех. Судьба меня особо не испытывала на прочность, напротив, часто баловала. Но не надо думать, что в моей жизни все решал счастливый случай. Я всю жизнь работала и чего-то смогла добиться исключительно своими талантами. Другими словами, были в моей жизни и удачи, и везение, и заслуженные награды, а вот вспоминаю я совсем не их, а один вечер в Петергофе.

Новосибирск. Март 2007 года. Я в роддоме. Рядом муж. Сначала мы дурачимся – фотографируемся, болтаем. Но боль вместе со схватками нарастает, и муж все дальше… его почти не воспринимаю. Просто чувствую, что он рядом. Чувствую, что не одна и защищена. Потом врачи просят все делать как они велят. Я стараюсь. Очень. А потом я вижу ее. Свою маленькую девочку. Красавицу. Для меня – потрясающую красавицу. Муж первым берет ее на ручки, заглядывает ей в личико, и первое, что она делает, – сильно-сильно чихает ему прямо в лицо. Так же сильно, как это делает ее папа. Папина доча. Я счастлива. Правда счастлива.

Конец 90-х, студенческая общага. По вечерам отключают свет на несколько часов, за мной заходит кто-то из друзей, беру гитару и иду в коридор. Общага старая, с высоченными пролетами и потрясающей акустикой. Я начинаю петь – сперва неловко, несмело, потом забываю о стеснении и даю голосу развернуться. Я будто слышу себя со стороны и все не могу прийти в себя от изумления: неужели я могу так петь? Постепенно подтягиваются друзья, к моменту включения света на ступенях теснятся человек тридцать, и все слушают меня, и подпевают тихонько, и я чувствую такую мощную отдачу, что сама в ответ готова отдавать бесконечно.

Несколько лет назад мы летели на фестиваль. В аэропортах тогда только что ввели очередное, несколько дурацкое нововведение. И у нашего фотокорреспондента тут же бодро и весело отняли бутылку виски, которую он купил на совершенно законных основаниях в самом аэропорту. Что-то мне не понравилась быстрота и бодрость, с которой произвели эту процедуру.

И я, защищая права и лезя в бутылку, а я бываю скандальным человеком в хорошем смысле этого слова, стал интересоваться: что произошло? А где бутылка? Я спрашиваю и у служительницы пункта спецдосмотра, и у разговорчивого милиционера. И тут же определяю, что этой бутылки уже давно нет в этом мусорном баке. Я стал настойчевее интересоваться, где бутылка. Ответили, что «наверное, уборщица забрала». Тоже неправильно. Я стал разматывать эту ситуацию, вызывал начальницу службы безопасности, милую женщину, которая на меня смотрела понимающими глазами. Достал диктофончик, а не телефон, стал интересоваться: кто, чего, фамилии, смена. А потом сказал: «Ну хорошо, полетели».

И какой же укол извращенного постсоветского счастья я испытал, когда, сидя в салоне, я увидел в дверном проеме запыхавшуюся служительницу охраны и этого не менее запыхавшегося милиционера усатого, которые, держа эту несчастную бутылку, говорили: «Нашлась! Она нашлась!»

Мне пять лет, 1998 год, было очень холодно, наверное, это был сентябрь. Мы с моей мамой направляемся домой. И она просто говорит: «Я сейчас очень хочу принять ванну – сесть в горячую воду».

А у меня есть специальный наборчик: кукольные принадлежности, там есть чайничек, тарелочки и чашечки. И моя мама ложится в ванную, а я ее поливаю из этих чайничков. И это история моего счастья.

2003 год. Я не видел мать четыре года. Все, что у меня от нее осталось на тот момент, – ее голос, который я изредка слышал по телефону. Я еду на поезде. За окном мелькают фонари, падает декабрьский снег. Я стою в тамбуре и представляю, как мама будет удивлена, когда я войду во двор нашего дома, ведь я еду сюрпризом, без предупреждения. И вот я в Харькове. Сажусь в автобус, и ощущение предстоящей встречи сродни азарту. Еще полтора часа, и я в родном городе. Выхожу в центре и иду в сторону дома прогулочным шагом, жадно разглядывая столь знакомый и столь изменившийся за несколько лет город. Потом я случайно встречаю старого друга, потом – еще одного. Все встречи невероятно меня окрыляют. И вот я у калитки родного дома. Стучу. Мама открывает. Здравствуй, мама…

Германия. Февраль, и там это означает – весна. Позавчера у меня родилась дочь, вчера я была слишком усталой, чтобы встать с постели, а сегодня встаю. Иду в ванную комнату в палате и вижу свое лицо в зеркале – самое спокойное из всех моих лиц до и после. Я ощущаю, что я – часть какого-то очень большого и главного процесса, и все частью меня. Мне девятнадцать лет. Мне спокойно и светло, просто я смотрю на себя в зеркале и понимаю, что это я, и удивляюсь, что я не знаю себя такой. Обещаю себе запомнить себя такой. Я счастлива.

Зима 1984 года. Мама водит меня в поликлинику, в бассейн и сауну, оздоравливаться. Бассейн я люблю до потери сознания, выковырять из него меня просто нереально. А после занятий за нами заезжает мамин ухажер Валентин Петрович, на личном автомобиле «Жигули», пусть будет шестой модели, я тогда не очень-то разбиралась. На улице снежно, морозно и темно, но еще не поздно, может, часов шесть вечера, и вот мы садимся к нему в теплую машину, уютно тикает поворотник, мы отъезжаем, и мама угощает меня апельсином – вот он, момент абсолютного невероятного счастья. И хоть прошло почти тридцать лет, я так хорошо помню все эти запахи и ощущения. Ощущение легкости своего тела после воды и сауны, мороз и тяжесть ходьбы по снегу в неудобной одежде, кайф от того, что идти-то совсем недолго и не надо на холоде ждать автобуса, а можно сразу плюхнуться на заднее сиденье и смотреть за мелькающими огоньками в дороге, и запах апельсинов.