Я подумала: а вдруг это и есть возможность рассказать правду о настоящих драконах, о которых в преданиях разных народов столько небылиц? У меня в ладони слеза дракона. Он сказал мне, что плакал всего дважды в своей жизни.

Первый раз – от горя, когда чуть не потерял меня навсегда.

Проснувшись однажды, он обнаружил охраняемый бутон пустым. Тогда он вспомнил о моих планах и решил, что в мире людей, о котором он знал только понаслышке, я обязательно пропаду и не найду дорогу домой.

К тому же он не понимал, как можно расстаться с другом и с вечностью из чистого любопытства, подвергая себя при этом опасностям, испытаниям, невзгодам, смерти? Да, и на Земле нелегко сохранить сокровище.

Нашлась я, а вернее, он меня отыскал, пожертвовав своим бессмертием, не скоро. В нашей галактике множество обитаемых миров, в любом из которых вполне можно заблудиться. Особенно если попадешь на планету, где разумные существа находятся еще на ранней стадии развития. Но со мной, к счастью, такого не произошло. Я не ошиблась, выбрав эту планету, где мы вновь обрели друг друга после долгой разлуки и где ему предстояло возмужание. В пору нашего расставания он был еще не сказочным драконом, а всего лишь птенцом, охраняющим нераспустившиеся цветы сознания.

Встреча здесь, вдали от нашего дома, была для обоих неожиданной. Надо признаться, что по прошествии стольких времен надежда едва ли оставляла шансы на успех.

И вот, бросившись друг к другу в долгожданные объятия, мы разрыдались. Но на этот раз от переполнявшего нас счастья. Слеза радости, тут же затвердев, скатилась прямо в мою ладонь. Храню я ее на память и на удачу. Ведь встретить настоящего друга – большая удача.

Ради этого, как и ради настоящей любви, стоит рискнуть, познавая миры, и не сожалеть о потерянной однажды вечности в каком-нибудь безопасном местечке.

Уже не помню месяц и год. С шести лет не видел одним глазом, второй постепенно слеп. Без очков видел только размытые очертания, контуры, различал людей только по цвету одежды. Контактные линзы не переносил, а очков ужасно стеснялся. Потом как-то привык и уже только в двадцать с чем-то лет надел новые, мягкие линзы, от которых глаз не краснел и не слезился, как от старых. Я вышел на улицу и просто-напросто увидел все заново – цвета, контрасты, лица. Пожалуй, что это единственное «взрослое» ощущение счастья (не считая детских воспоминаний, которые больше похожи на мультфильм, чем на настоящую память).

Любимый. Очень любимый человек, как мне казалось, не отвечавший на мои невысказанные чувства взаимностью, в такси признается мне в любви.

До слез, вот оно – счастье!

Лето 1999 года. Ночь, трасса. Несемся, ветер в открытые окна. Ощущение свободы, воли, счастья, простора. Адреналин бьет, музыка вибрирует. Нет страха, нет скуки, нет печали. Просто хорошо. Молодость, новые ощущения, не притупленные ничем. Открытость всему миру, открыты все органы ощущений, всеми рецепторами, клетками воспринимаешь мир, новизну, и хочется еще и еще без остановки гнать, впечатляться. Тормозов нет, ощущений до изнеможения, до притупления. Не спать до рассвета, а вернувшись домой, свалиться от усталости, истощенности и спать до обеда. А дома все родное до боли: мурлыкующая теплая кошка, ворчащее радио на кухне, каждая деталь знакома и близка. Днем разбудит телефон – и сплетни, слухи, чувства как на ладони, эмоции. И вечером несешься на такси по знакомым улицам туда, где тебя всегда ждут, всегда рады тебе…

Мы сидели на полянке с удивительными, разнообразными цветами и пили чай из чабреца, а нас съедали комары. Но уйти было невозможно, немыслимо пропустить красивейший закат. Сначала солнышко скатывалось по бокам вулкана Ключевская сопка, потом порхнуло по вулкану Безымянный, пробежалось по Овальной Зимине и задумалось на Толбачике и Большой Удине. У нас появилась возможность еще раз спокойно окинуть взглядом весь восхитительный пейзаж. Вот опять, справа, по холму с полянами эдельвейсов потопал мишка в сторону леса. Солнышко все же решило окончательно уйти на покой до завтра, и неожиданно быстро стало темно. Был последний вечер нашего трекинга вокруг вулкана Толбачик на Камчатке.

1997 год. Я еду из украинского Донецка в российский Ростов-на-Дону. На границе я собираюсь предъявить поддельный паспорт. Документ настоящий, но фотография в него вклеена чужая, то есть моя. Паспорт накануне мне передал некто Доктор. Выправляя печать, он использовал яйцо, сваренное вкрутую.

Шлагбаум. В автобус заходит пограничник. Мои минуты медленно и ужасно растягиваются в года.

– Голытчук Николай Петрович?

– Да, – нетвердо отвечаю я.

– С какой целью следуете в Россию?

– Навестить дядю.

Это мои последние слова. Я вижу левый погон, он нервно дергается. Затем резкое движение рукой. Наручники? Нет! Паспорт! Пограничник возвращает мне мою фальшивку и выходит из автобуса.

Мы переезжаем границу, выскакиваем на просторное шоссе, и только здесь, убедившись в том, что погони за мной нет, я выдыхаю. И в этом выдохе все: жизнь на свободе, а не за решеткой, разгул полей, плывущих за окном, и удача, которая почему-то не покидает меня.

Сентябрь 2010 года. На УЗИ говорят, что будет дочка. Безграничное счастье. Ведь у меня уже есть три мальчика.

Конец лета. Я – огородник. Люблю и вам советую любить сад, огород, парки, любить оранжереи, ботанические сады, это очень успокаивает, гармонизирует, вычищает, человека изнутри. Меня очень спасает. Есть время разбрасывать камни, есть время собирать. Так вот мой огород мне помогает эти камушки собирать на целый сезон. Конец лета, уже висят яблоки. У нас прекрасный урожай. Дело происходит в Подмосковье. И есть у меня старенькая уже, умирающая яблоня. Но я сестре Гале говорю: «Галя, мы ничего не будем больше вырубать, пусть они, эти яблони, умирают сами: по веточке, по листочку, по корочке, прям по сантиметру – пусть они сами уходят туда, откуда пришли». И вдруг вижу – старая ветка как-то вытянулась из умирающего дерева и «полезла» куда-то на беседку, сбила с толку водосточную трубу… Я говорю ей: «Ну куда ты, дура, полезла? Ну чего тебе там не хватает? Нет чтобы вправо, влево… нет, полезла в беседку, срублю тебя к чертовой матери!»