падежа сопровождается строкой, которая начинается с буквы «ю», следовательно, транзитивация глагола при таком наложении фрагментов речи в какой-то степени обманчива:

Жрать будешь? спасибо отвечу спасибо сыт

по горло по самое некуда хлопну дверь

юг зимы что твой север лета знобит моросит

птица молчит и глядит в глаза что твой зверь

Александр Месропян. «Жрать будешь? спасибо отвечу спасибо сыт…» [1262].

В современной поэзии встречается немало примеров с расширенной сочетаемостью глагола говорить как переходного.

Норма словоупотребления предписывает, что можно говорить правду, чушь, глупости, допускает, что можно говорить сказку[1263]. То есть объектами говорения, которые оформляются винительным падежом, являются речевые акты. Но и в этом случае есть ограничения сочетаемости. Нельзя, например, говорить шутку, жалобу, обещание, рассказ.

В поэзии глагол говорить постоянно получает валентность креатива, уподобляясь по своей семантической роли глаголам типа строить, шить, лепить, рисовать:

Зачем, уплыв, спасательным буйком

Из тьмы морей всплывает мыший остов

В блокноте волн, набитыих битком,

Как пальмами – благополучный остров?

Я буду говорить тебя тайком.

Срезать горбушкой. Как ладонью о стол,

Как вовремя подставленный апостроф,

Как валидол под толстым языком.

Мария Степанова. «Зачем, уплыв спасительным буйком…» / «20 сонетов к М» [1264] ;

Ни разу еще не желалось столь жадностно жить,

так дышит лягушка, когда малахит её душат,

но если меня невзначай эти ночи разрушат,

то кто, моя радость, сумеет тебя говорить?

Владимир Гандельсман. «Сквозь тьму непролазную, тьму азиатскую, тьму…» [1265] ;

…а люди подходили и кругом меня обступали,

глаза, как дыры, в ушах маленькие пилюли,

один из них, дарвин, очень похожий на рыбу,

говорил книгу, ходил ногами

<…>

подходите еще ко мне, люди,

говорите мне свои любимые книги,

нет мне больше цвета и вкуса,

нет меня в этом мире

Давид Паташинский. «…а люди подходили и кругом меня обступали…» [1266] ;

Маленький человек, наверное, из простых,

был москвич, в руке догоревший спич,

в глазах папирос дым, ростбиф в его зубах,

поднимайся в воздух, говори бах,

забирай ключи, останешься молодым,

моцарт молчи, музыки полон дым

лица его прекрасны, мачты горят почти,

фрачны его мечты.

Господи, боже мой, но идет домой,

трет лоб, говорит чтоб,

брат его, лицедей, говорит людей,

пьет из колб, да подальше шел б.

Давид Паташинский. «Маленький человек, наверное, из простых…» [1267] ;

И воздух дыша малодушно,

я жарко его говорил,

иначе мне было бы скучно

средь ваших воздушных могил.

Игорь Булатовский. «Я был небольшим человеком…» [1268].

Проанализируем один из примеров:

Написала бы ты мне хоть что-нибудь,

Хоть какую траву или ртуть,

Потому что мне её греть,

Мне её говорить,

Мимо самого рта спугнуть.

Поле брани, нива шёпота или какой молвы,

И какие ещё хлеба?

Так мы ехали. Мимо окон глазели лбы,

И рука, стирающая со лба

Не испарину, но какой-то внешний, не влажный, след,

Так старалась, как нету других услад,

Ни других обид,

Только этот сад,

Этот стандартный вид.

Евгения Риц. «Написала бы ты мне хоть что-нибудь…» [1269].

Слова написала бы в пределах первой строки – это элемент обычной просьбы сообщить что-то, написать письмо. Но уже вторая строка резко меняет и смысл глагола написать, и смысл местоимения что-нибудь. Это что-нибудь оказывается вполне вещественным: траву или ртуть.

В стихотворении речь идет, вероятно, о лекарстве. На болезнь указывает желание измерить температуру (греть ртуть), а также строки И рука, стирающая со лба / Не испарину, но какой-то внешний, не влажный, след.

В таком случае оборот написала бы <…> что-нибудь может базироваться на переходном глаголе прописать из сочетания прописать лекарство.

В строчке мне ее говорить референтная отнесенность местоимения и, соответственно, глагола, неопределенна и аграмматична: деформированный порядок слов указывает на то, что субъект речи намерен говорить и траву и ртуть.

Строкой Мимо самого рта спугнуть обозначены затрудненность и эфемерность говорения. Аграмматизм и алогизм – это и есть то, что автором названо Мимо самого рта спугнуть. Дальше в строчках Поле брани, нива шёпота или какой молвы, / И какие ещё хлеба? идет полисемантическая игра со словом поле, включающая слово траву в ряд лексем, относящихся к говорению – через сочетание поле брани (брань, шепот, молва). А в строке И какие еще хлеба? вполне отчетливо выражено значение слова хлеб, метонимически употребляемого в выражениях, связанных с профессиональной деятельностью (зарабатывать на хлеб, уйти на вольные хлеба). Семантический компонент ‘заработок’ в языке может быть и ослаблен, и устранен: можно сказать это мой хлеб, не отнимайте у него его хлеб и в ситуациях, не предполагающих материального дохода. В стихотворении речь идет именно о таком «хлебе» поэта.

Вполне возможно, что на синтаксическую связь траву говорить повлияло выражение заговаривать траву из дискурса магии.

Управление говорить что на месте узуального оборота говорить о чем в какой-то степени противостоит экспансии предлога о с формами предложного падежа (см.: Гловинская 1996: 252–262).

Транзитивация безличных глаголов вполне допускается грамматической системой (прорвало трубу; речку заморозило; дорогу занесло снегом; больного знобит, тошнит), но она лексически ограничена. Следующие примеры демонстрируют выход за пределы нормы и узуса:

вечереет меня с разбегу бросает в сон один и тот же

я голый по длинному коммунальному коридору медленно

молча боюсь чтоб никто не увидел одна из дверей открывается

другая меня с разбегу бросает в сон

Александр Месропян. «Маленькими глотками» [1270] ;

Беды мои, беды – травы сорные.

Лучше вспомнить,

сидя у воды,

Как салюта звезды рукотворные,

Расцветая, падали в пруды;

Как растили луковицу в баночке,

Как знобило за полночь аллею,

Как влетали солнечные бабочки

По неразуменью – в «Бакалею»

Татьяна Бек. «Москвичи – автобусные книжники…» [1271] ;

В некоторых текстах транзитивация безличных глаголов сопровождается их преобразованием в личные:

И крепко дышалось: ещё и ещё!

Морозило. Осень знобила плечо.

Я помнил, что мы одиноки,

Но всё-таки, всё-таки, всёки…

Михаил Дидусенко. «Был месяц растущий, растущий туда…» [1272] ;

я за себя не отвечаю

хочу – молчу, хочу – скучаю

хочу – налью и выпью чаю

и воздух форточку знобит

Света Литвак. «чай закипит, потом остынет…» [1273] ;

У него