Швецией, но встретил сильные возражения против уступки Аландских островов. Потом Стединк повел речь о наследнике шведского престола, но оба русские уполномоченные слушали его по-прежнему совершенно молчаливо и равнодушно.

С 4-го августа начались правильные заседания, — и пошли утомительные споры. «Difficultés sans nombre», писал Румянцев Государю того же 4-го числа. Так как главнейший вопрос о границах встретил сильные возражения в Стединке, то Румянцев, желая устранить обострение, предложил рассматривать предметы по порядку их изложения в «трех пунктах», и договориться о континентальной системе и о соглашении Швеции с Данией и Францией. Не вдаваясь во все подробности прений, можно отметить здесь, что в объяснениях Шведов постоянно проглядывала надежда на содействие Франции. Румянцев доказывал безосновательность этих надежд тем фактом, что Наполеон отклонил предложение шведского правительства перенести негоциации в Париж, предварив, что не пойдет на соглашение с Швецией, пока она не удовлетворит России.

Когда возвратились опять к вопросу о границе, возражения Стединка полились с не меньшим жаром, чем прежде. Он утверждал, что при отъезде его из Стокгольма никому там даже и в мысль не приходило, чтобы русские требования могли распространяться на присоединение к России и Аландских островов; что из всех русских отзывов там заключали, что Россия домогается присоединения к ней только Финляндии, и что в случае уступки островов никто в Стокгольме никогда не мог бы спать покойно, ожидая ежеминутно явной опасности. Чтобы еще более убедить, Стединк предлагал по документам рассмотреть и удостовериться, что Аландские острова относились всегда не к Финляндии, а к Швеции. Но Румянцев нашел это неуместным. Тогда Стединк предложил взамен Аландских островов уступить России часть Финляндии до р. Кумо, т. е. до Бибрнеборга, или приблизительно шестую часть ботнического побережья. Румянцев не нашел даже нужным возражать на такое предложение. Он пояснил лишь, что Государь его заботится чтобы наследники русского престола опять не имели на плечах войны со Швецией. Алопеус напомнил при этом, что в разговорах его с Лагербьёлке этот последний признавал бесспорной уступку всей Финляндии, и что естественные границы, как Аландское море, суть наилучшие.

В виду всех возражений Румянцев сделал вид, что считает дело переговоров прерванным, положил заготовленные проекты статей в карман и изъявил намерение уехать в Петербург, где серьезные дела его ожидают. Как бы мимоходом он сказал, что получил оттуда депеши относительно предложения в наследники шведского престола принца Аугустенбургского. Следует заметить, что принц этот служил в датской армии, и копенгагенский двор соглашался, как на объявление его наследником шведским, так и на заключение мира с Швецией, лишь при условии удовлетворения требованиям России.

Маневр Румянцева произвел свое действие. Стединк стал просить его дать ему проекты статей для составления контр-проектов, а вместе с тем желал отправить курьера к своему правительству для испрошения дополнительных инструкций. На это последовало полное согласие, и Румянцев изъявил даже намерение не уезжать. в Петербург впредь до возвращения курьера, а заняться обсуждением других предметов.

Когда таким образом занятия возобновились, Стединк сделал предложение об оставлении торговли между Швецией и Финляндией на прежних основаниях, и об уплате долгов абоской конторы стокгольмского учетного банка. Румянцев полагал, что по первому предмету не встретится никаких затруднений, если последует соглашение по основным пунктам переговоров. По второму вопросу, об уплатах банку, он удостоверил самым положительным образом, что, разумеется, всякому русскому подданному будет вменено в обязанность законно выполнить все свои обязательства в отношении частных лиц и общественных учреждений, в надежде, что это условие будет обоюдно.

Но еще новое предложение Стединка касалось уже государственных долгов Швеции, её чины гарантировали их, в том числе и Финляндия на одну треть, в сумме до 4 миллион. банковых ефимков, или около 12 мил. руб. — На вопрос Румянцева: какими финляндскими доходами обеспечен этот долг? последовал отрицательный ответ. — Каким способом он погашается? Особым налогом. — Румянцев объяснил, что никогда не бывало, чтобы приобретенная государством провинция продолжала платить прежнему правительству налоги, им установленные. В подкрепление своего мнения министр привел такого рода соображение: вероятно Швеция, несмотря на утрату Финляндии, будет продолжать держать под ружьем то же число войск, как и прежде; но, разумеется, она не потребует, чтобы Финляндия принимала участие в их содержании. Так как вопрос о долгах принадлежит именно к той же категории, то он падает сам собой.

5-го августа отправился в Стокгольм от Стединка кабинет-курьер Остбом за новыми инструкциями. В тот же день от графа Румянцева поскакал гонец к главнокомандующему в Або. Он повез известие о настоящем положении мирных переговоров. Барклай-де-Толли еще прежде спрашивал министра: нужно-ли, в виду происходящих совещаний, решаться на значительные затраты, с которыми сопряжено будет приготовление к дальнейшему продолжению военных действий и к охране Аландских островов. Румянцев теперь отвечал ему: «Я искренно признаюсь в. высокопр-ву, что величайшею для пользы дел наших важностью признаю то, чтобы прежде времени отнюдь нам не обольщать себя, и отнюдь не останавливаться пожертвованием даже значащих сумм, дабы без потери времени приготовить нужное продовольствие для войск наших, на случай продолжения войны. Ежели бы впоследствии времени оказалось, что издержки таковые сделаны были и понапрасну, то убыток от того понесенный нельзя сравнить с тем, сколь чувствительно бы для нас было повстречать в чем-либо недостаток тогда, когда обстоятельства понудили бы нас продолжать войну». Гр. Румянцев убеждал не оставлять приготовлений, дабы, в случае надобности, действовать «во всей силе». В подтверждение своих доводов он ссылался на тот указанный выше факт, что вместе с посылкой Стединка в Фридрихсгам из Стокгольма посланы к Умео против Русских значительные подкрепления. «Самый сей поступок шведского правительства не показывает ли нам пример, чтобы и мы со своей стороны, открыв негоциации, не выпускали из виду военных мер? Может быть, что некоторое обнаружение сильных приготовлений с нашей стороны при настоящих обстоятельствах произвело бы не бесполезное для нас действие, и что явность таковых мер понудила бы, может быть, шведское правительство скоропостижнее обратиться к миролюбивым средствам и тогда даже, когда бы в самом деле на продолжение войны они решились.

В это время назначенный вместо гр. Шувалова предприимчивый и счастливый гр. Каменский наступал уже к югу. Румянцев вновь поощрял Барклая: «И маловажный даже успех, одержанный в теперешних обстоятельствах гр. Каменским, послужил бы весьма сильным подкреплением для меня, к достижению моей цели, ибо ежели бы таковое известие могло дойти в Стокгольм в то же время, как приедет туда курьер отправленный от барона Стединка, с кондициями от нас предложенными о мире, то конечно тем бы умножилось уныние шведского правительства», и пр… Главнокомандующий входил в