Миша рассказал доктору Витязю, что случилось, пока Тимка сидел в приемной, листая комиксы, привезенные с собой. Психотерапевт попросил оставить его наедине с Тимом. Спустя сорок минут Тимка вышел из кабинета, а доктор снова пригласил Мишу к себе.

Миша потрепал сына по голове, тот не отреагировал. Сел в кресло и уставился в пол.

– Смотрит ли Тима фильмы с насилием?

– Как и все дети, бывает иногда. Но он нечасто смотрит кино, чаще играет на приставке.

Доктор Витязь был медлительным. Его голос тянулся, как жвачка. Но он не раздражал. Наоборот, внушал доверие. Казалось, что говорит он обдуманно. И в голосе звучали нотки дружелюбия.

– Бывали ли у Тимы и раньше такие приступы отсутствия интереса к окружающему миру?

– У него еще никто не умирал, – сказал Миша, и его пробрал мороз.

Он самым наглым образом соврал.

– Простите, – сказал Миша, – у него умерла мама.

Врач чуть наклонил голову, смотря Мише точно в глаза.

Миша почувствовал, как в глазах защипало. Может, что-то попало? Или этот доктор мог одним взглядом вызывать у людей слезы?

– Он тогда был маленький, – продолжил Миша, не в силах выдерживать паузу, ему казалось, что если он что-нибудь не скажет, то взорвется, – мне кажется, что он не особенно понял, что произошло. Он ее помнит, но… Он не успел к ней привыкнуть так, как я…

– И как вы, именно вы, а не Тима, с этим справились?

– Было тяжело, но он ради сына я не показывал, как мне плохо. Не хотел передавать ему свое настроение. Дети как губка, все впитают. Я очень старался, из кожи вон лез. И не зря, ведь последние полгода выдались чудесными. У нас появился новый дом, у меня – хорошая работа, а у Тимки друзья Анжела и… Виталька. Тот самый, который погиб.

Доктор кивнул.

– Скажите мне, Михаил, а были есть ли у вас в роду кто-нибудь, кто страдал от душевных расстройств?

Мишу как током ударило.

– Нет, у меня не было. Но моя жена…

Он запнулся. И на лице появилось затравленное выражение.

– Вы можете рассказать? – спросил доктор. – Я не настаиваю, но если сумеете, то это поможет делу.

– Моя жена… Вика… Когда Тимке был годик, у нее появилось навязчивое ощущение, что внутри что-то болит. То ли желудок, то ли печень. Поначалу боли были слабые, но со временем они усиливались. Сначала она не жаловалась, просто иногда выглядела уставшей, и у нее возникала апатия в эти периоды. Но со временем она изменилась. Я видел, что она страдает. Я поговорил с ней, и она рассказала, что ей кажется, будто что-то внутри нее растет и пожирает ее. Медленно, но неотступно. Я пришел в ужас и отправил ее на обследование. Врачи сделали анализы, они продержали ее в больнице несколько дней, но единственное, что они нашли, – это железное здоровье моей Вики. Она была как младенец. Никаких болячек. Даже не верится. Тогда ее направили к психотерапевту. Моя жена рассказала про беспричинные боли, и этот доктор…

Последнее слово Миша произнес с нажимом. Будто он хотел, чтобы от его слов чья-то шея хрустнула, как карандаш.

– Этот доктор назначил ей таблетки.

– Какие? – спросил Витязь.

– Я не помню название, но это было не обезболивающее средство, а успокоительное. Я был рад тому, что Вика больше не чувствовала боли, но не очень обрадовался тому, что помогают ей в этом таблетки. Но боли отпустили, и это принесло в наш дом прежнее счастье. Правда, ненадолго. Таблетки, как и наркотики, перестали помогать. И Вика начала закидываться горстями, прямо как дети едят конфеты. Боли вернулись, и она стала просыпаться от них по ночам, ходила по дому как призрак, стонала, плакала и снова закидывалась таблетками. Грудью она перестала кормить Тимку, после того как стала принимать препарат. Мы кормили сына смесями. Сначала он болел, плакал, но потом привык. Привык, как и Вика к таблеткам. Она сходила с ума. Медленно, но верно. Перестала работать. Она была фрилансером, делала проекты на дому, чертила разные схемы, планы в «Автокаде». По рецепту ей была положена упаковка в месяц, но она съедала ее за неделю и снова бежала к доктору, просила, вымогала, умоляла выписать ей новые. А он выписывал!

– Вопиющая некомпетентность, – сказал Витязь, – но простите, что прервал. Продолжайте.

– Я про это не знал. Но я видел, что с ней происходит. Она выглядела как наркоманка. Она превратилась из любящей веселой женщины в нервную сумасшедшую старуху. Она постарела лет на тридцать. Все время стонала, иногда кричала, заперевшись в ванной или в туалете. Ее тошнило, она не ела, она похудела, как анорексичка. Волосы ее спутались, стали сухими, как солома. Она перестала ухаживать за Тимкой, на меня не обращала внимания. Она только бродила по дому и выла.

Я не мог на это смотреть. Я обратился к другим специалистам. Но она отказывалась с ними разговаривать. У нее начался бред. Она требовала свои таблетки, и если кто-то пытался ей объяснить, что можно преодолеть это без лекарств, она… посылала его на три буквы. Один раз я пытался ее отвезти в больницу насильно, и она превратилась в другую…

Миша проглотил ком. Выпил воды из стакана на столе, поставленного там специально для него. Рядом стоял стакан поменьше, для Тимки, полный до краев.

– Это возникло, как торнадо, и оно прошлось по всей квартире. Она сломала все, что нашла. Она пыталась выбить окна. Мне пришлось ее усмирить. Пришлось ее закрыть в комнате. Я не хотел ее связывать. Она кричала, называла меня грубыми словами. А даже я таких слов никогда не слышал. Голос ее стал низким и хриплым. Ее как будто подменили. Я вызвал скорую, но они сказали, что это не к ним. Они сказали, что мне надо в психиатрию. Они сказали, что моя жена – сумасшедшая!

Миша чуть не кричал. Он заметил это и понизил голос.

– Я сделал ужасную ошибку. Пока я соображал, как помочь моей Вике, мне самому нужна была помощь с Тимкой. Я не мог следить за маленьким Тимкой и за своей спятившей женой. Ему тогда уже было уже четыре года. Все это сумасшествие тянулось годы. Но вы должны понять, что она долгое время скрывала от меня эти боли. Она долго сидела на таблетках. И я долгое время даже не знал о них. Выяснил случайно, когда нашел пачку на холодильнике на кухне.

В общем, мне нужен был помощник, и я позвонил ее матери. Моей теще. Это было моей ошибкой. Она примчалась тут же. Стала обвинять меня, что я довел ее дочь, что я ей все запрещал, что я Вику затравил. Проклинала меня, ревела похуже сумасшедшей, которую я запер в спальной. Теперь в моем доме было две сумасшедших и я с сыном.

Но теща и правда помогла. Только своим изощренным способом. Она накормила Вику таблетками. Своими таблетками. Дала ей столько, сколько та попросила. И когда ко мне приехали действительно настоящие специалисты – по крайней мере, я на это надеялся, – она уже была мертва. Умерла от передозировки.

Миша рассчитывал, что он заплачет, он ведь так и не сходил к психотерапевту, чтобы высказать все, что у него накипело. Но глаза оставались сухими. В них была холодная ярость. Он ненавидел свою тещу. Он проклинал ее. Его кулаки сжались, ногти впились в кожу. Зубы скрипнули. Он представил, как руки обхватывают тонкую шею этой тупой старухи, которая носила девичью фамилию его жены.