Правильно сказала Тамара, она знала, что к чему. Она была одинокой женщиной. И она никогда не говорила, что случилось с ее мужем. Она была счастливой одинокой старушкой, и никто не говорил о ней ничего плохого и никаких слухов не пускал. Как-то раз Миша спросил у кого-то из знакомых – возможно, у Таи, она была знатной сплетницей, – знает ли она мужа тети Тамары или что с ним произошло? Она сказала, что он был так себе мужем и однажды просто исчез из ее жизни. Больше ничего. Ни слухов, ни домыслов, ни сплетен. Кристальная чистота. Нет его, и хрен с ним.

Теперь Миша понял. Он сжал рукоять сильнее.

– Я видел свет в окне, – сказала тень, – а теперь его… черт! И как это понимать?

Миша не стал долго раздумывать. Выскочил из кухни и в полной темноте бросился на тень. Он ожидал, что зацепится за что-нибудь ногой, по закону подлости. Последнее время он часто запинался, цеплялся мизинцем о мебель, резался, когда брился, портил еду, когда готовил. Яичница пригорала, хлеб гнил, каша была пересолена, есть было невозможно! В холодильнике все протухало за пару часов, а по ночам во снах приходили странные картины, непривычные формы, кричащие и пугающие. Но всему этому скоро придет конец, если ничего не помешает Мише.

И ему ничего не помешало. Он воткнул нож туда, куда хотел. В шею. Человек завизжал, захлебнулся и рухнул на пол.

Миша захлопнул дверь, выглянул в окно. Он ожидал увидеть какого-нибудь собутыльника или какую-нибудь бабу, которую Тошик мог притащить сюда. Во дворе никого не было.

После Миша схватил хрипящего брата за ноги и потащил. Тошик дергался, вырывался. Но что он хотел сделать? Освободиться и убежать? Он и десяти метров не пройдет, как рухнет без сознания. Умрет через несколько минут. Теперь ему только одна дорога – в ад. И у него был выбор, каким путем он туда придет. Путем смелого мужчины или отъявленного труса? Пока что он, вырываясь, намекал, что хочет сбежать. Но Миша хотел спасти душу своего никчемного родственника и дать ему шанс на искупление. Если Тошик сделает для него единственное хорошее дело. И больше ничего.

Одна нога вырвалась из Мишиных рук и попала ему прямо в нос. На секунду темнота озарилась вспышкой, а потом пропала. По губам потекла кровь.

Миша отпустил свинью, нащупал нож у шеи и надавил на него. Тошик замычал и, кажется, заплакал. Миша никогда бы не подумал, что этот ублюдочный говнюк может плакать. Ему всегда казалось, что у брата нет даже слезных желез. Хотя они у него появлялись, когда он шел жаловаться маме. Подумать только, жаловаться на младшего брата, который и мухи бы не обидел. Но Тошик был такой. Он это делал из вредности.

Миша улыбался. Он был рад услышать, что его брат способен страдать. Тошик заслужил это. За все его выходки, за то, что воровал у мамы деньги и говорил, что это сделал Миша. За то, что взял у отца машину, когда тот пьяный спал на кухне, и угнал с друзьями, а когда вернулся, то на машине была огромная царапина. И опять виноватым оказался Миша. Тошик сказал, что видел, как брат баловался в гараже с гвоздями. А они ему верили! Верили! А он, Миша, был настолько труслив и запуган, чтобы сказать, что брат врет. Тошик пригрозил Мише, что покажет всем его любовные письма от девочек, которые он получал тоннами. И Миша тогда их стыдился. Ах, как он был глуп!

За всех обиженных, ограбленных, за всех изнасилованных.

За Наташу!

Сегодня Миша поставит точку в этой несправедливости. Миша спасет сына, спасет себя, спасет мир, спасет этот дом.

Он снова схватил Тошика за ноги и потащил его в темноту. Тот больше не сопротивлялся.

Миша тянул его к подвалу.

Он почувствовал дыхание дома. Теперь оно было резким. От него хрустела мебель, дрожали стены, что-то падало с полок. Дом качнулся. Это было похоже на слабое землетрясение.

Крышка подвала была открыта. Хотя туда никто не заглядывал с того раза, как он попытался это сделать, выпустив клубы вони.

Почему бы и нет, подумал Миша, ведь дом же дышит. Наверняка это его рот. Он просто хочет есть.

Из подвала вырвался смрад, как из огромной голодной пасти монстра при дыхании. Эта пасть была наполнена плодящимися бактериями, остатками пищи. Такие монстры не чистят зубы, ведь никто не производит для них зубные щетки.

Миша заглянул в темный квадрат на полу. В окно просачивался тусклый свет и отражался от белого потолка. Подвал изменился. Не было полок с банками, не было лестницы, не было дна, выложенного досками. Миша видел глубокую яму, которая была заполнена движущейся фасолью и извивающимися стручками гороха. Запасы на зиму, которых раньше не было. Тем более живых. И копошились они среди десятков черных тел, замерших в болевых муках. Миша видел их лица. Они кричали, молили их выпустить. Они смотрели на него пустыми глазницами, тянули к нему черные гнилые руки. Фасолью оказались жирные опарыши, а горохом – длинные черви.

– Они охраняют мое варенье, – сказал Миша и громко рассмеялся, – от таких, как ты, братишка.

Он подтянул брата к подвалу, толкнул ногой и смотрел, как тот плюхнулся в смердящую живую кучу трупоедов. Они накрыли его, как грязь. Облепили руки, лицо, тело. Миша плюнул и закрыл крышку подвала.

Из-под пола доносились чмокающие звуки. Там целовались слизни или что-то такое же противное и мягкое. Что-то хрустело, как чипсы. Кто-то стонал.

Миша отвернулся и в полной темноте выбежал из дома. На улице он проблевался. Вернулся в прихожую, надел ботинки, не включая света, и отправился за Тимкой. Куртку он не надел. Ему казалось, что на улице теплее, чем дома. Поэтому он даже не заметил отсутствия куртки.

Миша знал: когда они с Тимкой вернутся, то никаких следов Тошика в доме не останется. Не будет крови, его вещей, запаха сигарет, пятен на полу от пива. Дом изменится. Не будет холода, плесени, насекомых. Все вернется к нормальному ритму. Тепло окутает дом, и Тимка очнется от своего недуга. Он рассмеется, как прежде, и они будут жить дальше.

Он постучался в дверь дома, где жила Анжела со своими родителями. Миша едва шевелился от сковавшего его холода. Кофта на нем покрылась слоем льда. Ему открыла Тая. Она смотрела на него покрасневшими глазами, скулы были напряжены.

– Где мой муж? – спросила она.

– Я не видел его, – ответил Миша, – где мой сын?

– Он на кухне! Забирай его, и валите, чтобы духу вашего в этом доме не было! – ее голос звенел, как пила. Такой Миша ее еще никогда не видел. Казалось, Тая готова наброситься на него и впиться ногтями в горло.

Он вошел в дом. В этот момент из ванной выглянула Анжела.

– Мама, они ушли?

Миша бросил взгляд на ее лицо и непроизвольно сжался. Ее губы были размером с личинок майского жука. А правая половина лица была надута, как воздушный шар. Кто-то от души приложился к ней. Анжела заметила Мишу и тут же скрылась в ванной.