уселись: Гастон – с удивлением, Эльза – невозмутимо, словно пришла к себе домой и, как обычно, села на стул. Рено де Брезе поставил перед ними котел, туда бросил снятые с вертела куски мяса, ребра. Пояснил, отходя:

– Молодая лань. Вчерашняя добыча.

Эльза поднялась:

– Умоемся с дороги. Идем, Гастон, у входа есть лужа.

Отшельник, сидя почти напротив гостей, поел совсем немного, потом, чтобы не смущать их, сел сбоку и молча уставился в огонь. Гастон изредка бросал в его сторону любопытные взгляды, думая о том, что человек этот, должно быть, привык сидеть вот так, сложив руки на груди и бездумно созерцая пламя костра. Впрочем, нетрудно понять: в такие минуты в голове у него проносились картины прошлого.

Когда с едой было покончено, гигант собрал кости и вместе с кусками мяса отнес их к выходу из пещеры; на обратном пути зачерпнул кувшином воды из бочки и принес гостям. Сам сел напротив. И только тогда начался разговор.

– Мы долго не виделись, Эльза, и я рад, что вижу тебя вновь: своих детей у меня нет, и ты мне как дочь, ведь я вдвое старше. Но ты, я вижу, с луком?

– Неспокойные времена, Рено. У меня больше врагов, нежели друзей.

– Согласен. А почему ты без Урсулы? Как она там, моя подруга-отшельница?

– Я к тебе не из дома, Рено, а из замка. Но, конечно же, скоро вернусь в лес: мать совсем стара.

– Почему из замка? Тебя держат взаперти? Быть может, причиной тому твоя любовь? – И многозначительный взгляд на гостя.

– Много воды утекло за последнее время, Рено.

– Догадываюсь. Но, верно, что-то произошло, коли ты решила меня навестить. Рассказывай, девочка, все по порядку, я внимательно выслушаю тебя; может быть, смогу чем-то помочь. Итак, как ты оказалась в замке?

И Эльза повела рассказ начиная с того времени, когда вышла из ворот Лаваля.

– Значит, на тебя устроили охоту, решив, что перед ними ведьма? – перебил ее вскоре Рено де Брезе.

– Инквизиция. Как чума на головы людей.

– Знаю, – тяжело выдохнул затворник и помрачнел. – Псы Господни. Папская машина смерти. Хуже чумы: та – на виду; эта – наносит удар неожиданно, в спину. Было время, Церковь не обращала внимания на колдуний; сейчас иное дело: ведьма – значит, знается с сатаной, а тот, как известно, всегда вредит Богу. Но как же тебе удалось вырваться от монахов?

– Меня спас этот рыцарь. Не быть бы мне в живых, не окажись он на дороге.

– Вот оно что… – протянул отшельник и совсем другими глазами посмотрел на гостя.

– Тому уже год, Рено.

Он помолчал, легко кивая. Эльза продолжала. Затворник задумчиво смотрел на медленно угасающее пламя. Казалось, он даже не слушал, завороженно глядя на бесплодные попытки умирающих язычков огня добраться до еще не тронутой пищи. Но когда рассказ кончился, он обратил взгляд на Гастона:

– А что при дворе? Скажи ты, рыцарь. Эльза поведала только о своей жизни. Мне, как нетрудно догадаться, нет дела до королевского дворца, и все же глоток свежего воздуха даст работу уму. Почти шесть лет я здесь один, мои единственные собеседники – пес Бино и эти покойники. – Он кивнул на книги. – Но они учат, питают разум. Мертвые помогают живым. И они открыли мне глаза, Ла Ривьер! Я расскажу тебе об этом и о многом другом тоже, ведь ты, без сомнения, задаешься вопросом: какого черта этот детина прозябает в камнях?

– Ты и сам, окажись на моем месте, подумал бы так же.

– Это верно. Теперь говори.

Все так же недвижно, молча глядя на остывающие угли, Рено де Брезе, не перебивая, выслушал гостя.

– Прибрал к себе, стало быть, дьявол душу короля Жана, – вымолвил он наконец.

– Дьявол?

– Больше некому. Будь Валуа умнее, «жаки» не взялись бы за оружие и не пролилась бы кровь тысяч безвинных. В чем, в самом деле, усмотрели их вину? Как думаешь ты, рыцарь?

– Не от хорошей жизни пошли бедняки на господ.

Отшельник кивнул:

– Терпение клячи на пашне тоже не беспредельно. Конечно, вам обоим хорошо известно обо всем, но я все же выскажусь. Наверно, мне просто хочется излить душу. Кто еще послушает?.. Итак, припомним, как это было. Креси, следом Пуатье… Народ негодовал, кричал, проклинал рыцарей и королевскую власть. В самом деле, что же это – проигрывать битвы одну за другой! На что годны такие рыцари? Только и умеют, что ломать копья на турнирах да выставлять напоказ щиты с орлами и львами. Кто же теперь защитит Францию? Где король возьмет новое войско? Обратится за помощью к наемникам? Но чем платить им, если в казне пусто? Где же взять деньги, как не у народа? Для этого надо вновь повысить налоги. Но бедняк давно разорен, он голоден и нищ, его поля сожжены, дома разрушены. Виной тому солдаты, но чаще – наемники, которым перестали платить. Они готовы грабить всех без разбору. Вельможа укрывается от них в своем замке, горожанин – за городской стеной. А где укрыться землепашцу? И вот банда громил грабит мужика: сжигают его дом, уводят скот, насилуют жен и дочерей; иной раз потехи ради убивают всех подряд. А потом заявляется королевский управляющий с отрядом солдат и требует новый налог; не дашь – выпорют либо повесят тебя самого или твоих детей. Вслед за ним на очереди рыцарь-сеньор: плати, чтобы выкупить из плена меня и моих родичей. Как тут не излиться гневу народа? Увы, знать не заботилась о защите отечества, еще меньше думала о бедняках; и тем стало обидно: что же это – дворяне продолжают измываться над ними, вместо того чтобы изгнать англичан! И народ скорбел, плакал, глядя на выжженные луга и поля, порубленные леса, сожженные деревни, на потоки своей крови, на трупы – то, что осталось от набега чужих и своих же рыцарей. А сеньор веселится в замке, готовясь ввести новый налог. Справедливо ли? Вот когда закипел простолюдин вполне понятным возмущением. Что же рыцари в ответ на это? Объединились с Карлом Наваррским, своим врагом, и с англичанами, дабы восстание потопить в крови. Сколько бедняков казнили – о том страшно даже вспоминать. Гроздьями висели на деревьях люди.

– Отчего же их разбили? – спросила Эльза. – Слышала я, их было очень много, и они сожгли не один замок…

– Просто дворяне вначале растерялись. А разбили бедняков потому, что они представляли собой всего лишь неорганизованный сброд, да к тому же остались без вожака, Гийома Каля. Глупо он погиб. Я сам видел.

– Расскажи, Рено,