Открыто говорилось о перераспределении собственности и доходов большинства населения в пользу очень небольшого меньшинства. Г.Х. Попов, оправдывая в начале 1992 г. присвоение правительством и передачу новым собственникам сбережений населения, писал: «Еще одна сила, которая действовала в обществе, – конструктивные слои. Кроме отрядов интеллигенции, заинтересованных в преобразованиях, это предприниматели, фермеры, кооператоры. Все они выступали за новые формы жизни. Но беда состояла в том, что их было катастрофически мало» [285].

О. Лацис так писал о начавшейся реформе Е. Гайдара: «Когда больной на операционном столе и в руках хирурга скальпель, было бы гибельно для больного демократически обсуждать движения рук врача. Специалист должен принимать решения сам. Сейчас вся наша страна в положении такого больного». В рамках демократического мышления заявление О. Лациса чудовищно: он с авторитетом эксперта оправдывает тот факт, что у страны не спросили ни о согласии на операцию, ни о доверии хирургу.

Изменились ли установки этой гуманитарной элиты? Нет, в социальном плане – нисколько. Вот недавние откровения «демократа», многолетнего декана экономического факультета МГУ, сегодня ректора одного из университетов, Г.Х. Попова: «При формировании государственных структур надо полностью исключить популистскую демократию. Один человек должен иметь один голос только при выборах верхней палаты, обеспечивающей права человека. А при избрании законодательной палаты гражданин должен иметь то число голосов, которое соответствует его образовательному и интеллектуальному цензу, а также величине налога, уплачиваемого им из своих доходов» [178].

Антидемократизм идеологов реформы был важным фактором, который способствовал криминализации экономики, которая сложилась в ходе приватизации. Е. Ясин, влиятельный идеолог российского «олигархического капитализма», выражается о смысле залоговых аукционов откровенно: «Ельцин нарушил тогдашнюю конституцию, т. е. прибег к государственному перевороту. Это позволило удержать курс на реформы… Единственным социальным слоем, готовым тогда поддержать Ельцина, был крупный бизнес. За свои услуги он хотел получить лакомые куски государственной собственности. Кроме того, они хотели прямо влиять на политику. Так появились олигархи» [243].

С самого начала реформ рассуждения в гуманитарной и обществоведческой элите стали крайне антидемократичными. Этим они надолго дискредитировали великую идею демократии и погрузили российское общество в глубокий культурный кризис.

Доктрина деиндустриализации и приватизация промышленности

Уже в конце 1980-х гг. стали ходить идеи деиндустриализации. Интенсивно дискредитировалась советская индустриализация и промышленность, которая якобы «работала на себя» – производила огромную массу ненужных стали, тракторов, удобрений. Футурологи обещали, что после ликвидации СССР произойдет модернизация России посредством прыжка в постиндустриальное общество без восстановления промышленности.

Идеологами беспрецедентной в истории программы деиндустриализации России были видные деятели науки, академики. Академик РАН Н.П. Шмелев в важной статье ставил такие задачи: «Наиболее важная экономическая проблема России – необходимость избавления от значительной части промышленного потенциала, которая, как оказалось, либо вообще не нужна стране, либо нежизнеспособна в нормальных, то есть конкурентных, условиях. Большинство экспертов сходятся во мнении, что речь идет о необходимости закрытия или радикальной модернизации от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей» [112].

Деиндустриализация – социальное явление, которого не переживала ни одна индустриальная страна в истории. Такое отношение к отечественной промышленности, к национальному достоянию России, как уже говорилось, поразило специалистов во всем мире (см. [76])[54].

Ужасное несчастье – увидеть своими глазами брошенный завод (один из ведущих в мире), огромные цеха, по которым гуляет ветер, покрытые пылью станки, из которых выломаны блоки программного управления, и стаи бродячих собак. Тот факт, что образованные люди, обществоведы и гуманитарии, отнеслись к деиндустриализации равнодушно, говорит о том, что их сообщество переживало тяжелую духовную травму, было контужено. Ведь это небывалая в мировой истории программа, которая должна была внушать ужас!

Это отношение к промышленности вытекало из базовой доктрины реформы, смысл которой состоял в преобразовании народного хозяйства России в периферийную экономику западного капитализма («вернуться в лоно цивилизации»). Всем было очевидно, что принятие для России правил «рыночной экономики» вовсе не означает включение ее в ядро мировой капиталистической системы (метрополию). Само упование на иностранные инвестиции и кредиты говорит о том, что реформа проектировала будущее России как страны периферийного капитализма.

Призывая переползти в капитализм, наша элита обществоведов как будто забыла тот факт, что западный капитализм первым делом деиндустриализует периферию и даже уничтожает в ней структуры автохтонного капитализма. Об этом писал Маркс, а потом детально историки экономики развивающихся стран. Почему еще в ХVIII в. Китай был первой экономической державой и в 1750 г. производил 32,8 % мировой промышленной продукции, а к концу ХIХ в. оказался без промышленности? Почему Индия «в конце ХVIII в. производила столько же стали, сколько вся Европа, и британские инженеры в 1820 г. изучали более передовые методы индийских сталелитейных заводов» [100, с. 52], а уже к середине ХIХ в. тяжелая промышленность Индии была ликвидирована?

В 1750 г. Индия производила 25 % мировой промышленной продукции – больше, чем вся Европа (доля Англии составляла 1,9 %). А к 1900 г. доля Индии уменьшилась до 1,7 %. И дело не в том, что резко выросло производство на Западе. В самой Индии за это время производство промышленной продукции на душу населения сократилось в 7 раз – вот в чем дело! Колонизация и насильственное раскрытие индийского рынка привели к быстрой деиндустриализации Индии. Абсолютное сокращение промышленного производства в Индии произошло скачкообразно – в 2 раза с 1830 по 1860 г. [286, с. 148–149].

Очевидно, что деиндустриализация России неизбежно вела к раскрытию и сдаче конкурентам рынка товаров отечественного производства – и внутреннего, и внешнего. Никакими конъюнктурными выгодами заменить российское производство массовым импортом не может компенсировать такого удара по народному хозяйству в целом. В США принято как догма: «Важные вещи делайте сами». В России, напротив, почти ликвидировали машиностроение, микроэлектронику и фармацевтику. А главное – науку! Можно предположить, что нынешние санкции Запада и Японии – это лишь сигнальный жест.

Когда набрала обороты реформа в России, один из ведущих исследователей глобальной экономики И. Валлерстайн писал специально для российского журнала: «Капитализм только и возможен как надгосударственная система, в которой существует более плотное “ядро” и обращающиеся вокруг него периферии и полупериферии» [287].

Подчеркнем, что все это наши маститые экономисты и историки знали и знают.

Деиндустриализация – это ликвидация рабочего класса, едва ли не важнейший результат реформы, который будет иметь для России долгосрочные тяжелые последствия. Организованный, образованный и мотивированный промышленный рабочий – главное национальное богатство индустриальной страны. Сформировать его стоит большого труда и творчества, а восстановить очень трудно.

Какую часть населения России деиндустриализация затронула непосредственно? В 1985 г. в РСФСР было 46,7 млн рабочих. В 2005 г. в промышленности, строительстве, транспорте и связи было 25 млн