по происхождению. Он начал свою литературную деятельность, более четверти века тому назад под литературным псевдонимом Сирин, именно как русский, то есть пишущий по-русски, беллетрист и поэт. В двадцатых и тридцатых годах, живя сначала в Германии, а затем, после прихода Гитлера к власти, во Франции, он достиг очень значительной известности. Его романы – особенно «Защита Лужина», «Камера обскура» и «Отчаянье» – не только читались русскими, жившими за пределами Советского Союза, но также были переведены на многие европейские языки и получили высокую оценку в общеевропейской критике.

Но в 1940 году нацистское нашествие на Францию заставило Сирина-Набокова, убежденного антифашиста, переселиться в Соединенные Штаты. Здесь и начался новый период его творчества: из писателя русского он обратился в писателя американского, пишущего по-английски.

Его первый роман, написанный по-английски, «Правда о жизни Себастьяна Найта», вышел уже в 1941 году. Затем Набоков выпустил критико-биографическую книгу о Гоголе и том переводов на английский язык – и при этом переводов очень выдающихся – лирических стихотворений Пушкина, Тютчева и Фета. Короткие рассказы и стихи Набокова появляются в различных передовых и важнейших, как «Нью-Йоркер», «Атлантик Монтли» и «Нью Републик», американских журналах. Теперь же, как я уже сказал, вышел его новый роман.

Дарование Владимира Набокова полностью определилось, еще пока он оставался русским писателем.

В большинстве своих романов Набоков не задается целью ни ставить, ни решать социальные, экономические или политические проблемы. Характер и «реакция на жизнь» индивидуального человека обычно интересуют его, как писателя, гораздо больше всех таких проблем. Более того, как это не раз отмечалось критикой, мир, который мы находим в романах Набокова, существенно отличается от того плотного и плотского, раз навсегда данного «мира постоянных величин», который обычно рисуют писатели-реалисты. Реальность, изображаемая Набоковым, и текучее, и сложнее, и разнообразнее; меняясь, в зависимости от того, чьи глаза, то есть глаза кого из его действующих лиц, на нее смотрят, эта реальность является больше отражением человеческого духа, чем чем-то определенным, существующим самим по себе.

Например, в романе «Защита Лужина», главным действующим лицом которого является гениальный шахматист, остающийся в то же время наивным полуребенком в житейском смысле слова, мир показан – и при этом с поразительной для читателя убедительностью – преломленным через сознание этого шахматиста, каким-то разряженным и полуабстрактным, просвечивающим, так сказать, через шахматную доску, через ходы коня и пешки.

Европейская критика также давно отметила высокую литературную технику Набокова вообще, но особенно его своеобразное и характерное мастерство стиля.

Его стиль отличается быстрой и легкой динамичностью, безукоризненной отшлифованностью и вместе с тем насыщенностью нюансами и оттенками. У читателя получается впечатление, что автор, как бы шутя, забавляясь, едва скользит по поверхности жизни, едва до нее дотрагивается своими легкими, бегущими фразами – и однако же из этого скольжения, из намеков и полунамеков и из быстрых, случайно брошенных штрихов рождаются зрительно яркие образы и сложные человеческие характеры, картина их взаимоотношений и жизненная атмосфера, их окутывающая.

Американская критика видит большое достижение Набокова в том, <что> ему полностью удалось переложить или перевоплотить этот свой стиль, являющийся инструментом чрезвычайно сложным и утонченным, с русского языка на английский, и сделать этот так, что скользящая насыщенность и меткость его рассказа ничего при этом не утратила. Уже в 1941 году известный американский критик Эдмунд Уильсон сравнивал Набокова с такими другими иностранцами, достигшими стилистического мастерства в английском языке, как Джозеф Конрад, поляк по рождению, ставший знаменитым английским романистом, и как Джордж Санта<я>на, испанец по происхождению, который является одним из наиболее выдающихся поэтов и писателей <и> в то же время философов нашего времени.

Остановимся теперь на новом романе Набокова: «Под знаком незаконнорожденных».

Вопреки своему обыкновению, Набоков избрал для этого романа общественно значимую и весьма современную тему. Это жизнь культурного и умственно выдающегося человека в условиях тоталитарного государства.

Действие этого романа развертывается в фантастической, несуществующей европейской стран<е>, где только что произошел государственный переворот, приведший к власти тоталитарную партию «эквилистов». В этой стране читатель находит характерные черты и нацистской Германии, и фалангистской Испании[170], и любой другой страны, где восторжествовавшая и осуществляющая диктатуру партия одна претендует на полное знание всей истины и доказывает идейную несостоятельность других, неугодных ей, истин посредством пули и концентрационного лагеря; где раболепное прославление «вождя» в газетных статьях, на общественных собраниях и в ревущих голосах тысяч громкоговорителей обрело все черты идолопоклонства; где, одним словом, воцарилось то модернизированное и механизированное средневековое варварство, прикрываемое славословием «прогресса», которое нашему веку было суждено увидеть.

Главным действующим лицом романа Набокова является Адам Круг, профессор университета, всемирно знаменитый философ. Он – толст, неуклюж и рассеян; он подавлен только что постигшей его личной драмой – смертью жены. Он – уж во всяком случае не революционер, не человек, который мог бы принять участие в каком-либо активном сопротивлении победившим «эквилистам». Но он просто остается верным своим собственным моральным и умственным убеждениям и смотрит со спокойным, несколько удивленным презрением на ту убого-аляповатую «идеологию», которую эквилисты вдалбливают в головы своих подданных.

Попытки эквилистов и их вождя привлечь Адама Круга на свою сторону (влияние, которым он пользуется за границей, было бы им очень полезно); постепенное исчезновение, то есть аресты, его друзей, всех, кто ему был близок, когда выясняется, что ни подкуп, ни угрозы эквилистов на него не подействуют; жуткая пустота, вокруг него постепенно образующаяся; и, наконец, ночь, когда за ним приезжает грузовик с вооруженными людьми, когда его маленького сына, проснувшегося и со слезами бросившегося к отцу, вооруженные люди, не то по неосторожности, не то из озорства, убивают, его же самого увозят – такова в коротких словах драматическая ось повествования Набокова.

Как я уже сказал, отзывы американской печати о романе Набокова очень благоприятны. По словам еженедельного журнала «Тайм Магазин», этот роман является «одним из самых сильных и художественных изображений кошмара тоталитарной диктатуры в современной беллетристике». Критик другого еженедельного журнала «Нью-Йоркер», Хамильтон Бассо, находит, что Набоков развертывает свою мрачную картину «с большой силой и убедительностью» и что в романе прекрасно передана атмосфера жуткого сна, каким-то злым чудом обратившегося в реальность[171].

Многие рецензенты, включая Хал Борланда, пишущего в газете «Нью-Йорк Таймс»[172], подчеркивают еще один элемент романа Набокова. По их словам, писателю удалось не только ярко нарисовать одну человеческую судьбу, один случай, но также дать художественное обобщение. Не один только профессор философии Адам Круг не смог ужиться с тоталитарным государством: под гнетом этого государства не может жить никакая крупная человеческая индивидуальность, никакая свободная мысль, никакая подлинная культура.

IV

Первая глава романа по тексту рукописи

В черновой рукописи романа первая глава