как к покинувшему меня зрению добавился уже покинувший меня слух, и лишь удар спиной и головой обо что-то твердое и неподатливое заставил остатки моего разума делать то единственное, что могло спасти мне, нет, нам, жизнь.

Глава 8

Сознание вернулось странным рывком, показав мне весьма привычную картину, но под очень странным ракурсом. Попытка собрать разбегавшиеся мысли удалась далеко не сразу, но мне все же удалось сообразить, что необходимо оттаять после активации смены пространств, что я и сделал. Боль, ударившая в правую часть головы, заставила мир завертеться, вынудив меня ощутить себя внутри центрифуги. Некоторое время я пытался бороться, не понимая, что происходит, как вдруг понял, что во всем этом вертепе участвует лишь мой левый глаз, в то время как правым я ничего не вижу.

Попытавшись приложить максимум усилий, я ощупал лицо, что-то задев и получив при этом такой удар боли, что не застонал, а закричал во все горло. Хрипя, сорвав горло, я осознал, что со мной произошло что-то странное, но что именно, я вспомнить не мог. Пытаться еще раз ощупать лицо я не решился, зато, борясь с вертепом в голове, умудрился нащупать карман с аптечкой и, вытряхнув небрежно все его содержимое, нащупать один из кейсов со спеком. Для открытия кейса пришлось приложить чрезвычайно много усилий, руки не позволяли сделать хоть какое-то точное движение, а единственный работавший глаз постоянно вращал картину моего окружения хаотичными рывками в разных направлениях.

Если вскрыть кейс со спеком было тяжело, то аккуратно извлечь один шприц просто невозможно, вследствие чего все они рассыпались рядом со мной. Но мне повезло, выпустив из руки контейнер, я нащупал один из них, что упал мне на разгрузку, и, несмотря ни на что, там же и остался. Едва разобравшись, где у шприца какой конец, я сорвал защитный колпачок и всадил иглу себе прямо в ладонь левой руки, ни о каком попадании в вену даже речи идти не могло. Разом выдавил непонятный объём и отложил шприц куда-то в сторону. Облегчение наступило почти мгновенно, распространяясь теплой волной от ладони по всему телу, принося сначала облегчение, а потом и остановку бешено вращавшейся центрифуги в моей голове, завершая её спасительной темнотой.

Сознание вернулось тупой ноющей болью где-то в глубине затылка, резью в правом глазу и непреодолимой жаждой. Открыть получилось только левый глаз, и то с трудом разлепив его. Центрифуга по-прежнему вращалась, но уже заметно медленнее, чем при моём первом пробуждении, я даже попытался сесть, но тут же был за это жестоко наказан усилившимся вращением пространства вокруг меня, отчего был вынужден лечь обратно и практически потерять сознание.

Немного выждав замедления вертепа, я смог нащупать на поясе фляжку с живцом, и, слегка повернувшись на бок, сделал из нее пару глубоких глотков, стараясь не пролить мимо рта даже капли. Едва справившись с закрыванием фляги, вновь откинулся на спину, чтобы переждать накативший приступ усилившегося вращения всего вокруг меня. Временами, когда центрифуга на миг замирала, я пытался разглядеть обстановку вокруг меня, сосредотачиваясь то на одном, то на другом призрачном силуэте внутри купола, но вскоре бросил это занятие ввиду его полной бесполезности.

В очередной период затишья мне удалось повернуться на бок и увидеть, что среди полных шприцов со спеком лежит опустошённый почти наполовину. Потянувшись к целому, так как не был уверен, что игла использованного чиста, снял колпачок, также в ладонь вогнал пару кубиков. Будучи теперь в лучшем состоянии и вернув колпачок на место, аккуратно положил шприц рядом с собой. Пока тепло, растекавшееся по телу, угнетало мою боль, попытался вспомнить, что произошло, но собрать фрагменты воспоминаний в кучу так и не удалось до того момента, когда теплая тьма накрыла меня, мягко лишив сознания.

Новое пробуждение принесло, помимо той самой непреодолимой жажды, еще и ощущение яростного сосущего голода. Но и улучшение я почувствовал тоже, вертеп теперь был вполне сносен и сравним с тем, что я испытал, когда в первый раз в компании уличных друзей напился до состояния подкошенных ног, вот только причина этого была совсем в другом. Глотнуть живца получилось гораздо проще, чем в последнее пробуждение, и чувство жажды практически сразу начало отступать. Сейчас бы хорошо по идее употребить горох, но я хорошо помнил, что основной рюкзак с собой не брал, и могу рассчитывать только на свой передний, аварийный, в котором хоть и есть горох, но развести его нечем.

Сделав себе мысленную зарубку о том, что совершил ошибку, я принялся шарить по карманам, нащупывая аварийный запас еды в виде нескольких энергетических батончиков. Вскрыв упаковку, принялся жадно поглощать что-то из орехов в шоколаде, а за ним следующий, более мягкий и приторно сладкий. Два из пяти имевшихся в наличии батончиков притупили чувство голода, но убрать до конца вряд ли были способны даже все, что у меня имелись. Запив съеденное водой, я подобрал с земли закрытый колпачком шприц и вогнал себе в ладонь все, что в нём оставалось, вскоре уйдя в спасительное забытьё.

Очнувшись вновь, я, помимо сушившей жажды и голода, обнаружил, что вертеп, сопровождавший каждое моё предыдущее пробуждение, практически отсутствует, отчего даже осмелился сесть. Поднявшись, я ощутил возвращавшееся нещадное головокружение с мгновенно усилившейся головной болью, но продолжать лежать на мокром было невыносимо. Переждав усилившийся приступ, через силу начал собирать разбросанную вокруг меня аптечку, в том числе и первый использованный шприц. Сменив на нем иглу на ту, что использовал в последний раз, отложил его к целым.

Как бы мне не было стыдно признаться самому себе, но та сама вода, что меня так раздражала, была моей собственной мочой, отчего лежать в ней было еще более неприятно и я, дважды перекатившись, занял новое место. Посетила даже мысль снять с себя штаны с исподним, но, немного обдумав, я понял, что эта задача пока для меня слишком сложна.

Употребив еще пару шоколадок из моего экстренного запаса, выпив живца и воды, что немного приглушило мои потребности, я вновь вколол себе спек, уйдя в спасительное забытьё. Очнувшись вновь, я с радостью обнаружил, что в этот раз я не обмочился, и головокружение, что доставляло мне столько неприятностей, уже можно назвать умеренным, чего нельзя было сказать о головной боли, которая равномерно опоясывала всю голову и скрежетала пульсирующей болью в правом глазу.

Сесть на этот раз получилось гораздо проще. Съев последний батончик и запив его живцом, я пришел к весьма неутешительным выводам.