Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Худощавый мужчина в полосатой, как пчела, молитвенной шапочке пламенно молился, перебирая четки. Болезненного вида женщина в пестром сари привязала к решетке красный браслет, а затем легонько прижала своего ребенка лобиком к полу. Тило проделала то же самое с мисс Джебин Второй, которой понравилась эта игра, и она принялась сама прикладываться лбом к полу, хотя в этом уже не было необходимости. Саддам и Зайнаб привязали браслеты к решетке и возложили на могилу хазрата новый бархатный чадар, обшитый сверкающей канителью.
Анджум произнесла молитву и попросила святого благословить молодую чету.
Сармад — хазрат наивысшего счастья, святой безутешных и утешитель неприкаянных, кощунник среди верующих и верующий среди кощунников — благословил.
Еще через три недели на старом кладбище состоялись третьи похороны.
* * *
Однажды утром на постоялый двор «Джаннат» пришел доктор Азад Бхартия с адресованным ему письмом. Это письмо ему лично вручила какая-то не назвавшая себя женщина. Она сказала лишь, что письмо это — из Бастарского леса. Анджум не знала, что это за лес и где он находится. Доктор Азад коротко рассказал ей о Бастаре, о живущих там племенах адиваси, о горнорудных компаниях, желающих заполучить эти земли, и о маоистских партизанах, воюющих против сил безопасности, которые хотят очистить эти территории для горнорудных компаний. Письмо было написано по-английски, микроскопическим почерком. Даты на письме не было. Доктор Азад Бхартия сказал, что это письмо от настоящей матери мисс Джебин Второй.
— Порви его! — взревела Анджум своим мужским голосом. — Сначала она выбрасывает своего ребенка, а потом появляется неведомо откуда и требует его назад, говоря, что она — настоящая мать!
Саддам с трудом успел удержать Анджум, уже протянувшую руку к письму.
— Не волнуйся, — успокоил Анджум доктор Азад Бхартия. — Она не придет за ребенком.
Это было длинное письмо, написанное на обеих сторонах нескольких листов. Предложения наползали друг на друга, как будто автор боялся, что ему не хватит бумаги. Между страницами были проложены засушенные цветы, которые рассыпались на мелкие шарики, когда письмо сложили для отправки. Доктор Азад Бхартия принялся читать письмо вслух, одновременно переводя его. Его слушали Анджум, Тило и Саддам Хусейн. Да, была еще и мисс Джебин Вторая, которая изо всех сил пыталась прервать чтение.
Дорогой товарищ Азад Бхартия Гару, я пишу это письмо вам, потому что за те три дня, что я пробыла на площади Джантар-Мантар, я внимательно присмотрелась ко всем. Если кто и знает, где сейчас находится мой ребенок, то это вы. Я — женщина из народа телугу и, к сожалению, не говорю на хинди. Английским я тоже владею не очень хорошо, так что прошу прощения. Меня зовут Ревати, я член Коммунистической (маоистской) партии Индии. Когда вы получите это письмо, меня уже не будет в живых.
Услышав это, Анджум, которая, вытянувшись вперед, внимательно ловила каждое слово, испытала явное облегчение и даже, кажется, потеряла интерес к письму. Однако по мере того, как доктор Азад читал дальше, она снова стала слушать, не прерывая его.
Мой товарищ по партии, Сугуна, передаст это письмо вам, когда узнает, что меня уже нет. Вы, конечно, в курсе, что мы находимся в глубоком подполье, мы — вне закона, мы запрещены. Так что можете считать, что это письмо из подполья в подполье, и поэтому пройдет не меньше шести-восьми недель, прежде чем вы получите это письмо по надежным каналам. После того как я оставила свою дочку в Дели, меня не переставая мучает совесть. Нет мне ни сна, ни отдыха. Я не хочу ее, но я и не хочу, чтобы она страдала. На случай, если вы знаете, где она сейчас, я хочу честно рассказать вам ее историю. Остальное я оставляю на ваше усмотрение. При рождении я дала ей имя Удайя. На телугу это означает «восход солнца». Я дала ей это имя, потому что родила ее в лесу Дандакаранья на рассвете. Я возненавидела ее сразу после рождения и хотела убить ее. Я не ощущала ее своим ребенком. В самом деле она не моя. Правда, если вы прочтете написанное мной письмо, то поймете, что не я ее мать. Река — ее мать, и лес — ее отец. Это история Удайи и Ревати. Я, Ревати, родом из округа Восточный Годавари штата Андхра-Прадеш. Я принадлежу к касте сеттибалиджа, это отсталая каста. Мою мать зовут Индумати. Она окончила школу. За моего отца она вышла замуж, когда ей было восемнадцать лет. Он тогда служил в армии и был намного старше матери. Он познакомился с ней, когда был в отпуске, и сразу влюбился — она была очень красивой девушкой. После помолвки, но до свадьбы отца уволили из армии за курение возле арсенала. Он вернулся домой, в свою деревню, которая находилась на противоположном берегу Годавари, напротив деревни моей матери. Отец происходил из той же касты, но его семья была богаче семьи моей матери. Во время церемонии родственники отца заставили мать выйти из-под навеса и потребовали больше приданого. Деду пришлось попросить у них денег в долг. Только после этого свадебная церемония была продолжена. Сразу после свадьбы выяснилось, что мой отец извращенец и садист. Он хотел, чтобы мать носила короткие юбки и танцевала бальные танцы. Когда она отказывалась, он наносил ей порезы лезвием бритвы и жаловался, что мать его не удовлетворяет. Через несколько месяцев он отослал ее домой, к дедушке. Когда мать была на пятом месяце беременности, младший брат моей матери отвез ее назад, в деревню отца. Мать была одета в красивое сари, и на ней было много драгоценных украшений. Она везла с собой серебряный кувшин со сладостями и двадцать пять сари для свекрови. Отца в тот день не было дома. Родственники отца отказались впустить их. Они вышли на улицу и, отняв у матери кувшин со сладостями, бросили его на землю. Такого стыда мать не испытывала никогда в жизни. На обратном пути, на середине реки, она сняла украшения и прыгнула в воду. Лодочник спас ее и привел домой. Я родилась в доме моих бабушки и дедушки по матери. Во время беременности у нее был огромный живот, и все ждали двойню. Ждали, что это будут белые дети, как отец и мать. Однако родилась я. Я была большой и черной. Увидев меня, мать лишилась чувств и два дня была в беспамятстве. Но после этого она никогда не отходила от меня. По деревне пошли разговоры. Семья отца тоже узнала, что я родилась черной. Все они были пропитаны предрассудками насчет каст и цвета кожи. Родственники отца говорили, что я не их, что я из народа мала или мадига, что я не из их, а из еще более низкой из зарегистрированных каст. Я воспитывалась в доме дедушки. Он работал зоотехником и был коммунистом. Дом его был крыт соломой, но в нем было много книг. К старости дедушка ослеп, но я уже училась в школе и читала ему вслух «Иллюстрированный еженедельный журнал», «Как добиться успеха в конкуренции» и «Советский Союз». Читала я также историю Черной Рыбки. У нас было много книг «Народного издательства». Отец по ночам приходил к дому дедушки и тревожил маму. Он крадучись, как змея, ходил вокруг дома. Она уходила к нему, он снова принимался резать и мучить ее, а потом отсылал домой. Потом он снова звал ее, и она снова уходила к нему. Однажды она прожила с ним в его деревне довольно долго. Она снова забеременела. Женщины в деревне дедушки молились, чтобы и второй ребенок родился черным и отец перестал обвинять маму в неверности. Женщины даже принесли в жертву тридцать черных кур в храме. Благодарение богу, мой брат родился черным. Но отец все равно отослал маму домой и женился на другой женщине. Я решила стать юристом, чтобы посадить отца за решетку до конца его дней. Но очень скоро я попала под влияние коммунистических идей и революционных взглядов. Я читала коммунистическую литературу. Дедушка научил меня революционным песням, и мы часто пели их с ним вдвоем. Мама и бабушка воровали кокосовые орехи и продавали их, чтобы было чем платить за мою учебу. Они покупали мне безделушки и украшения, и я нравилась мальчикам. После окончания средней школы я подала заявление в медицинское училище и даже прошла конкурс, но денег на обучение у нас не было. Я поступила в государственный колледж в Варангале. Там было очень сильное коммунистическое движение. Партизаны действовали в лесу, но не только. На первом курсе меня рекомендовали в организацию товарищ Нирмалакка и товарищ Лакшми, которые посещали женское общежитие и говорили с нами об эксплуатации классовыми врагами и об ужасающей бедности в нашей стране.