Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, дела на старом кладбище шли неплохо — с народным бассейном, народным зоопарком и народной школой. Однако нельзя было то же самое сказать о Дунии.
Старый друг Анджум, Д. Д. Гупта, вернулся из Багдада (или из того, что от него осталось) и привез с собой леденящие душу истории о войне, смертях, бомбежках и бойне — о том, как целый регион был обдуманно и методично превращен в ад на земле. Гупта был благодарен судьбе за то, что остался жив и что у него есть дом, куда он мог вернуться. Он потерял всякий вкус к разрушенным стенам и к любому бизнесу, если уж говорить начистоту, и был просто в восторге, увидев, что полуразрушенное, призрачное кладбище, которое он покинул, уехав в Ирак, расцвело и превратилось в красивый, как игрушка, дом. Они с Анджум проводили друг с другом долгие часы, болтая и строя планы расширения и реконструкции «Джанната» (между прочим, именно господин Гупта спроектировал и надзирал за постройкой бассейна). Госпожа Гупта, со своей стороны, отошла от мира и все свое время проводила с богом Кришной, совершая пуджу.
Между тем ад подступал и к Индии. Гуджарат ка Лалла набрал подавляющее большинство голосов, выиграл выборы и стал премьер-министром. Люди боготворили его, и в маленьких городках действительно появились храмы, в которых Гуджарат был главным божеством. Верные последователи подарили ему рубашку с надписью «ЛаллаЛаллаЛалла». В этой рубашке он принимал глав иностранных правительств. Каждую неделю он по радио, напрямую и очень эмоционально обращался к народу, призывая его к Чистоте, Целомудрию и Жертвенности во имя Нации, разбавляя свои призывы баснями, народными сказками или особыми указами. Он пропагандировал массовые занятия йогой в общественных парках. Один раз в месяц он посещал бедные кварталы и собственноручно подметал улицы. Популярность его росла, а вместе с ней росла его подозрительность и скрытность. Он жил один, ел в одиночестве и ни с кем не общался. Ради своей личной безопасности он нанял людей, пробующих его пищу, и иностранных телохранителей. Он делал драматические заявления и принимал радикальные решения, имевшие далеко идущие последствия.
Организация, которая привела его к власти, отрицательно относилась к культу личности и хорошо знала историю. Она продолжала поддерживать своего ставленника, но исподволь начала готовить преемника.
Оранжево-желтые попугаи, терпеливо дожидавшиеся своего часа, были спущены с поводка. Они врывались в университетские городки и здания судов, срывали концерты, портили залы кинотеатров и сжигали книги. Они учредили комитет по педагогике, призванный превратить историю в мифологию, а мифологию в историю. Комитет приступил к ревизии содержания представления «Звук и свет» в Красном форте. Очень скоро века мусульманского правления будут вычеркнуты из поэзии, музыки, архитектуры, а звон мечей и леденящие душу военные кличи будут продолжаться не дольше, чем тихий смех куртизанок, на который устад Кульсум Би возлагала такие большие надежды. Все оставшееся время будет посвящено истории индуистской славы. Как всегда бывает в таких случаях, история станет откровением будущего в той же мере, в какой она является орудием изучения прошлого.
Небольшие группы хулиганов и погромщиков, называвшие себя защитниками индуистской веры, работали в деревнях, стараясь извлечь из этого максимальную пользу для себя. Молодые, подающие надежды политики начинали свою карьеру со съемок фильмов, в которых они либо произносили подстрекательские речи, либо избивали мусульман, а потом загружали эти видео на ютьюб. Каждое индуистское паломничество и религиозный праздник превращали в провокационное победное шествие. Процессии паломников шли в сопровождении вооруженных эскортов на грузовиках и мотоциклах, которым не терпелось устроить драку в любом, даже самом миролюбивом квартале. Вместо желто-оранжевых флагов они теперь размахивали флагами государственными — этому трюку они научились у господина Аггарвала и его кругленький талисман-гандиец с площади Джантар-Мантар.
Священная корова стала национальным символом. Правительство поддерживало кампании по пропаганде коровьей мочи (в качестве напитка, а также в качестве моющего средства). Сторонники Лаллы намеренно распускали слухи о людях, уличенных в убийстве коров и употреблении в пищу говядины. Таких людей били плетьми, а иногда просто линчевали.
Получив ценный опыт в Ираке, светский до мозга костей господин Гупта считал, что вся эта деятельность приведет к тому, что скоро в Индии придется восстанавливать разрушенные снарядами стены.
Однажды в воскресенье в «Джаннат» приехала Ниммо Горакхпури с услышанным через четвертые руки рассказом о том, как родственник одного из друзей ее соседа был забит насмерть на глазах его семьи разъяренной толпой, обвинившей его в убийстве коровы и употреблении в пищу говядины.
— Прогоните этих старых коров, — сказала Ниммо. — Если они здесь умрут — нет, не если, а когда они умрут, эти люди скажут, что вы их убили, и это будет ваш конец. Должно быть, они уже положили глаз на вашу собственность. Сейчас они всегда так поступают. Обвиняют людей в употреблении говядины, а потом забирают дома и землю, а хозяев отправляют в лагеря для беженцев. Все дело в собственности, а не в коровах. Вам надо соблюдать осторожность.
— Как прикажете ее соблюдать? — вдруг вспылил Саддам Хусейн. — Единственный способ соблюдать осторожность с этими уродами — это перестать жить! Если они захотят вас убить, то убьют — будете вы осторожничать или нет, убили вы корову или нет, вообще, видели вы корову или нет.
Никто и никогда прежде не видел, чтобы Саддам Хусейн вышел из себя. Все остолбенели. Но дело в том, что никто не знал историю Саддама. Анджум никому ее не расказывала. Она умела хранить чужие тайны.
У Анджум и Саддама выработался ритуал на День независимости. Они садились рядом на красное автомобильное сидение, и Саддам обязательно надевал на нос очки. В этот раз все было как обычно. Саддам переключал каналы, переходя от воинственных речей Лаллы и праздника в Красном форте к массовым протестам в Гуджарате. Тысячи людей, в основном далиты, собрались в районе Уна в знак протеста против публичной порки пятерых далитов, которых остановили на дороге, потому что они везли в кузове машины труп коровы. Они ее не убивали, они всего лишь забрали труп, как это сделал много лет назад отец Саддама. Не в силах вынести позор такого унижения, все пятеро попытались покончить с собой, и одному из них это удалось.
— Сначала они пытались покончить с мусульманами и христианами. Теперь они вышли на охоту за чамарами, — сказала Анджум.
— Есть и другие способы, — загадочно произнес Саддам Хусейн. Он как завороженный, слушал как оратор за оратором клялись в том, что никогда больше не станут подбирать трупы коров за представителей высших каст индусов.
По телевизору, правда, не показали группы бандитов, расположившихся на дорогах, чтобы отлавливать поодиночке расходившихся участников протеста.
Ритуал смотрения телевизора в День независимости был прерван диким криком Зайнаб, которая развешивала на улице постиранное белье. Саддам бросился на крик. За ним медленнее последовала и Анджум. Им потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что происходящее было реальностью, а не привиделось им, как призрак. Зайнаб, устремив глаза к небу, побледнела от ужаса.