лишение, которое он использует, является синонимом непродуктивности, и, следовательно, те, в пользу которых взимается налог, являются на самом деле непродуктивными.

Я настаиваю на этом определении, которое кажется мне тем менее сомнительным, что, если мы все еще спорим о слове, то все согласны с вещью, потому что она содержит в себе зародыш величайшей революции, которая должна произойти в мире, я имею в виду подчинение непродуктивных функций производительным, одним словом — фактическое подчинение власти, всегда требуемое и никогда не получаемое, гражданам.

Это следствие развития экономических противоречий, которое порядок в обществе сначала демонстрирует в обратном порядке; то, что должно быть сверху, будет размещено внизу; то, что должно быть полным, окажется пустым, а то, что должно быть освещено, будет отброшено в тень. Таким образом, власть, которая, по сути, подобно капиталу, является вспомогательной и подчиненной труду, становится посредством общественного антагонизма шпионом, судьей и тираном производительных функций; власть, которой ее изначальная неполноценность диктует подчинение, является князем и сувереном.

Во все времена рабочие классы применяли против официальной касты решение этой антиномии, ключ к которой может предоставить только экономическая наука. Колебания, то есть политические волнения, которые являются результатом этой борьбы труда против власти, иногда приводят к подавлению центральной силы, которая ставит под угрозу существование общества; иногда, преувеличивая эту же силу, порождают деспотизм. Затем привилегии командования, бесконечные радости, которые оно доставляет амбиции и гордости, превращают непродуктивные функции в объект всеобщего вожделения, новое волнение раздора посещает общество, которое, уже будучи разделенным одной частью на капиталистов и наемных работников, другой частью — на продуктивных и непродуктивных, снова разделяется в борьбе за власть на монархистов и демократов. Конфликты королевской власти и республики предоставляли нам материал всего самого изумительного, самого интересного из эпизодов нашей истории. Границы нашего труда не позволяют нам произвести столь долгую экскурсию; и после того, как мы указали на эту новое ответвление обширного источника человеческих заблуждений, мы сосредоточимся исключительно, говоря о налоге, на экономическом вопросе.

Такова, собственно, в своем сжатом виде, синтетическая теория налога, то есть, если я позволю себе это фамильярное сравнение этого пятого колеса колесницы человечества, которое делает так много шума и которое называется в правительственном стиле государством. — Государство, полиция или средства их существования налог это, повторяю, официальное название класса, который в политической экономии обозначается словом непродуктивный, иным словом — общественной прислуги.

Но общественный разум не предпринимает прыжка прямо в эту простую идею, которая на протяжении веков должна оставаться в состоянии возвышенной концепции. Чтобы цивилизация преодолела такую вершину, она должна пережить ужасные грозы и бесчисленные революции, в каждой из которых, говорят, она обновляет свои силы кровопролитием. И когда, наконец, производство, представленное капиталом, кажется в какой-то момент полностью подчиненным непродуктивному органу, государству; тогда общество восстает от негодования; труд рыдает о том, что скоро увидит себя свободным; демократия содрогается от упадка власти; справедливость кричит о скандале, и все оракулы богов, которые уходят, в ужасе восклицают, что мерзость запустения царит в святом месте и что пришел конец времен. Как же верно, что человечество никогда не хочет того, чего ищет, и что наименьший прогресс не может быть достигнут без разрастания паники среди народов!

Какова же тогда в этой эволюции отправная точка общества, и каким путем оно идет к политической реформе, то есть к экономике в ее расходах, к равенству в распределении своего налога и к подчинению власти производству? Это то, что мы собираемся сказать в нескольких словах, оставив развитие на будущее.

Изначальная идея налогообложения — ВЫКУП.

Как по закону Моисея каждый первенец посвящался Иегове и должен был быть выкуплен пожертвованием; так же налог представляется повсеместно в виде десятины или роялти, которыми владелец каждый год выкупает у суверена возможность эксплуатации (земли), которую он должен получать только от него. Эта теория налога к тому же является лишь одной из конкретных статей того, что называется общественным договором.

И древние, и современники — все согласны, в более или менее явных выражениях, представить правовое состояние обществ как реакцию слабости против силы. Эта идея доминирует во всех работах Платона, особенно в «Горгии», где он больше с тонкостью, чем с логикой, поддерживает причину законов против насилия, то есть законодательный произвол против аристократического и военного произвола. В этом скабрезном споре, где очевидность причин одинакова с обеих сторон, Платон лишь выражает чувство всей античности. Задолго до него Моисей, разделив землю, объявив наследство неотчуждаемым и, назначив в каждом пятидесятом году всеобщее очищение без возврата всех закладных, противопоставил барьер вторжениям силы. Вся Библия — гимн ПРАВОСУДИЮ, то есть, по древнееврейскому стилю, милосердию, милости сильного к слабому, добровольному отказу от привилегии силы. Солон[214], начав свою законодательную миссию со всеобщей отмены долгов, создав права и резервы, то есть барьеры, препятствующие возврату, был не менее реакционен. Ликург[215] пошел дальше: он защищал промышленную собственность и стремился растворить человека в государстве, сокрушая свободу, чтобы лучше сохранить равновесие. Гоббс[216], заставив, с большим смыслом, выйти законодательство из состояния войны, пришел другим путем к установлению равенства над исключением — деспотизмом. Его книга, столь опороченная, — лишь развитие этой известной противоположности. Устав 1830 года, освящающий мятеж, совершенный в 89 г.[217] разночинцами против дворянства, и учреждающий абстрактное равенство людей перед законом, несмотря на реальное неравенство сил и талантов, которое формирует основу действующей социальной системы, по-прежнему является не чем иным, как протестом общества в пользу бедного против богатого, малого против великого. Все законы рода человеческого о продаже, покупке, аренде, собственности, займе, залоге, исковой давности, наследовании, дарении, завещании, женском приданом, несовершеннолетии, опекунстве и т. д., и т. д., являются реальными барьерами, воздвигнутыми юридическим произволом против произвола силы. Соблюдение договоров, верность слову, религия клятвы — вот выдумки, костяшки, как говорил знаменитый Лисандр, с помощью которых общество обманывает сильных и ставит их под ярмо.

Налог принадлежит к тому большому семейству превентивных, принудительных, репрессивных и мстительных учреждений, которые А. Смит обозначал под общим названием страховки и которые являются, как я уже говорил, в своем изначальном понимании лишь реакцией слабости против силы. Это вытекает, независимо от исторических свидетельств, которые изобилуют и которые мы оставим в стороне, чтобы сосредоточиться исключительно на экономических доказательствах, из естественного различия налогов.

Все налоги подразделяются на две основные категории: 1. налоги распределения, или налоги на привилегии: они установлены наиболее давно; — 2. налоги на потребление или квоты, тенденция которых через ассимиляцию первых заключается в выравнивании между всеми государственных расходов.

Первый тип налога, который включает в себя земельный налог, налог