к порядку, и Коммерческий кодекс сохранил свою целостность, свою превосходную целостность. Когда коммерция в том нуждается, наряду с коллективным обществом находится совместное предприятие, общество с ограниченной ответственностью, открытое акционерное общество, сдерживаемые только благоразумием участников и статьями Уголовного кодекса о мошенничестве» (Троплонь, Гражданские и коммерческие общества, предисловие).

Какая философия, радующаяся тому, что попытки реформ прерываются, и засчитывающая в победы отрицательные результаты изысканий! На данном этапе мы не можем углубляться в критику гражданского и коммерческого обществ, которые снабдили г-на Троплоня материалом для двух томов. Мы оставим эту тему на время, когда теория экономических противоречий будет завершена, и мы найдем в их общем уравнении программу объединения, которую мы опубликуем в связи с практикой и концепциями наших древних.

Мы поражаемся тому, что акционируются шахты, фабрики, патенты, газеты! Мы вопием о чуде, но уже в четырнадцатом веке весь город Флоренция был акционирован несколькими торговцами

На репродукции: Жак Калло (1592–1635 гг.), «Пьяцца дель Дуомо во Флоренции» (1621 г.)

Только одно слово о коммандитных товариществах (акционерных обществах).

На первый взгляд, можно подумать, что акционирование, благодаря своей обширной силе и простоте изменений, которые оно из себя представляет, может быть обобщено так, чтобы охватить всю нацию во всех ее коммерческих и промышленных отношениях. Но самый беглый анализ образования такого общества очень быстро показывает, что вид расширения, которому она подвержена, что касается числа акционеров, не имеет ничего общего с расширением социальных связей.

Во-первых, коммандитное товарищество (товарищество на вере[209]), как и все другие коммерческие компании, обязательно ограничивается одним родом деятельности: в этом отношении оно исключает все отрасли, чуждые своей собственной. Если бы это было иначе, акционирование изменилось бы по своей природе: это была бы новая форма компании, устав которой больше не был бы связан конкретно с прибылью, но с распределением работы и условиями обмена; это было бы именно объединением — таким, какое отрицает г-н Троплонь, и которое исключает юриспруденция монополии. Что касается персонала, который составляет коммандитное товарищество, он, естественно, подразделяется на две категории: управляющие[210] и акционеры. Управляющие, в очень небольших количествах, выбираются из промоутеров, организаторов и руководителей предприятия: честно говоря, они — единственные партнеры. Акционерами, в сравнении с этим небольшим правительством, которое полновластно управляет компанией, являются все те, кто внесли свой вклад, которые, будучи не знакомы друг с другом, не располагая влиянием и при отсутствии ответственности, участвуют в деле только своими вкладами. Это премиальные кредиторы, но не партнеры[211].

Из этого следует, что все отрасли в королевстве могут эксплуатироваться коммандитными товариществами, и любой гражданин, благодаря тому, что может легко увеличить свои акции, проявлять интерес в целом или большинству своих авуаров, без того, чтобы его состояние улучшилось: это может становиться все более и более рискованным. Потому что, опять же, акционер — это бремя, используемый товариществом материал: товарищество создавалось не для него. Чтобы объединение стало реальным, нужно, чтобы тот, кто в него входит, обладал бы качествами не игрока, но предпринимателя; имел бы совещательный голос в совете; чтобы его имя существовало в социальном плане; что все, наконец, будет решено в отношении него на равной основе[212]. Но это именно те условия организации труда, которые не вошли в положения Кодекса; они образуют ПОСЛЕДУЮЩИЙ объект политической экономии, следовательно, они не должны предполагаться, но должны быть созданы и как таковые быть в корне несовместимыми с монополией.

Социализм, несмотря на пышность своего названия, до сего момента был удачлив не более, чем монополия в определении общества: можно так же сказать, что во всех своих организационных планах он постоянно проявлял себя в этом отношении в качестве плагиатора политической экономии. Г-н Блан, которого я уже цитировал в связи с конкуренцией и которого мы, шаг за шагом, наблюдали в качестве сторонника иерархического принципа, неофициального защитника неравенства, проповедующего коммунизм, одним росчерком пера отрицающего закон противоречия, потому что он не понимает его, использующего прежде всего власть как конечный довод своей системы, г-н Блан снова представляет нам любопытный пример социалиста, копирующего, не подозревая об этом, политическую экономию, постоянно крутящегося в порочном кругу процедур собственности. По сути, г-н Блан отрицает преобладание капитала; он также отрицает, что капитал равен труду в производстве, в чем он согласуется с обоснованными экономическими теориями. Но он не может или не знает, как обойтись без капитала, он использует капитал в качестве отправной точки, он призывает к государственному акционированию, — это означает, что он становится на колени перед капиталистами, и что он признает суверенитет монополии. Отсюда странные искажения его диалектики. Я прошу читателя простить меня за представление таких вековечных личностей: но, поскольку социализм, также, как политическая экономия, воплотились в определенном количестве авторов, мне не остается ничего другого, как цитировать этих авторов.

«Капитал, — говорил Фаланж, — как сущность, способствующая производству, обладает или не обладает легитимностью других продуктивных способностей? Если он незаконно претендует на долю в производстве, нужно его исключить, он не заинтересован в получении; если, наоборот, он является законным, его нельзя законно исключать из распределения прибылей, в увеличение которых он внес свой вклад».

Вопрос не мог быть задан более четко. Г-н Блан, напротив, считает, что он был задан в очень запутанной манере, что означает, что это очень смущает его, и он очень мучается, чтобы найти смысл.

Во-первых, он предполагает, что его спрашивают, «справедливо ли предоставлять капиталисту в прибыли производства долю, равную доле рабочего?» На что господин Блан без колебаний отвечает, что это будет несправедливо. Движение красноречия заставляет установить эту несправедливость.

Социализм, озабоченный властью и капиталом, полностью игнорирует смысл собственных протестов: более того, он не осознает, что, занимаясь этим, так же, как экономической рутиной, он лишается даже права на протест

Значит, фаланстерианец не спрашивает, должна ли доля капиталиста быть равной доле рабочего или нет; он только хочет знать — будет ли у него доля? И это то, на что господин Блан не отвечает.

Означает ли это, — продолжает г-н Блан, — что капитал необходим, как и сам труд, для производства? — Здесь г-н Блан делает различие: он признает, что капитал необходим как труд, но не настолько, как труд.

Еще раз, фаланстерианец не оспаривает количество, но закон.

Слышим ли мы, — снова спрашивает г-н Блан, — что все капиталисты не бездельники? Г-н Блан, великодушный по отношению к капиталистам, которые работают, спрашивает, почему делают такой большой часть, причитающуюся тем, кто не работает? Тирада красноречия о безличных