– Автоматы приготовь, – приказал Мазур, повернулся ккандидату в евнухи. – Кто командует?

– Там сама Виктория... и Пабло.

– Барриос? Эскамилья?

Целых четыре кивка. «Ни хрена не понимаю, – растерянноподумал Мазур. – Чем мы их так допекли, что двое из трех главарейсамолично возглавили засаду? Или... Смита съели, а зубы остались? Игры вдогонялки продолжаются?»

Тем временем Кацуба, двигаясь в хорошем темпе, вставилмагазины в автоматы, передернул затворы: хорошо еще, не стали ни сниматьглушители, ни устраивать частичную разборку...

– Знаешь, где они там устроились? (Кивок.) Вот и покажешь...

Мазур не знал, до каких пределов простирается моральнаястойкость герильеро в той ситуации, когда мачете уже не пребывает в опаснойблизости от гениталий. Может заорать, сукин кот, переполошит всю банду довремени...

Руки у него, предположим, будут заняты спадающимкомбинезоном, а вот кляп... Ага!

Запыленной настольной лампе с оборванным шнуром, долгие годыпростоявшей на подоконнике, вмиг нашлось применение – сторожа пленного взглядоми наставленным мачете, Мазур сделал два шага в сторону, со скрипом выкрутилперегоревшую лампочку, по размерам вполне подходившую. Двумя пальцами сжалпухлые щеки бородатого, заставил раскрыть рот и осторожненько пропихнул тудалампочку. Бородач застыл, выпучив глаза – порядок, разбить ее у себя в пастипобоится, конечно, а извлечь ее так просто не удастся, тут нужен врач, придетсячелюсть аккуратненько вывихивать и снова потом вправлять...

– Так, – сказал Мазур, приняв у Кацубы автомат,закидывая на плечо подсумок. – Ты озаботишься теми, что в машинах, кактолько я начну...

– Подожди, – тихонько сказал Кацуба, подойдявплотную. – Ты что, собрался ее освобождать?

– А что?

– Нужно уходить. Ты сейчас не человек – инструмент.Приставка к аквалангу. Любая рана или вывих... не говоря уж... Берем машину – ив джунгли. Они не успеют сообразить... У нас задание, ты не забыл?

– Считай, я не слышал, – сказал Мазур.

– Мать твою, мы обязаны...

– Заткнись.

– Полковник...

– Заткнись, мать твою! – бешеным шепотом прикрикнулМазур. Видя, как у Кацубы рука невольно стиснула приклад, усмехнулся уголкомрта: – Ну, не дури, я и под дулом не уйду, ты ж не станешь с т р у м е н тпортить, а? Пошел!

Дверь приоткрылась... и Кацуба нос к носу столкнулся с типомв пятнистом комбинезоне, очевидно, решившим-таки проверить, как обстоят дела. Вследующий миг тип головой вперед полетел в комнату, торец приклада опустилсяему прямехонько на основание черепа, отправив в непознаваемые дали. Выглянув вкоридор, Кацуба махнул рукой. Мазур подтолкнул перед собой бородатого, обеимируками державшего комбинезон у талии, задравшего голову и как можно ширеразинувшего рот, из коего торчал цоколь лампочки.

– Ну, показывай пальчиком... – распорядилсяМазур. – И шагай на цыпочках, а то...

Процессия двинулась в конец коридора. Широкая лестница.Тишина. Площадка. Жестом Мазур велел Кацубе оставаться здесь – самая подходящаяпозиция для стрельбы по грузовику. И повел пленного дальше. Тот вдруг притормозил,тыча пальцем вперед и вправо. В сплошной стене виднелось горизонтальное узкоеокошко. Ага... Заглянув туда краем глаза, Мазур мгновенно оценил ситуацию – и,полуобернувшись, без замаха, нанес удар, вырубив бесполезного отныне языка. Тотсполз по стене – лампочка, вот чудо, не разбилась. Лады...

Снова заглянул. Никаких сомнений, здесь в старые времена ирасполагался командный пункт: обширный зал, одна стена сплошь стеклянная, вдольостальных протянулись накрытые чехлами пульты, на чехлах наросла многолетняяпылища, с палец толщиной... Два, три, шестеро...

Сразу можно было определить, что собравшиеся в зале не ждутнеожиданностей со стороны, искренне полагая, что контролируют ситуацию. Ни укого нет оружия в руках, пистолеты в кобурах, автоматы за спиной, к тому же савтоматами только двое...

Четверо старательно трудились, пытаясь привязать распятую нашироком столе Ольгу так, чтобы не могла пошевелиться. Она не сопротивлялась –во рту торчит смятая тряпка, глаза закрыты, но работа все равно шла не особенноудачно, стол отнюдь не приспособлен для таких игрищ, обычный конторский столкакого-то начальника...

Двое, как и положено главарям, трудом себя не утруждали –Виктория Барриос, черноволосая красотка, вживе еще очаровательнее, чем наполицейских плакатах, сидела на низком подоконнике, положив ногу на ногу,безмятежно и умело выпуская дым. Пабло Эскамилья, моментально опознанныйМазуром по тем же плакатам, стоял рядом, держа обеими руками охапку сверкающих,жутких приспособлений, определенно смахивавших на инструменты дантиста. Что ж,не лишено смысла – зачем изобретать что-то и придумывать подручные средства,если достаточно обшмонать зубоврачебный кабинет? Чему-то подобному и нас учили,ребята, если откровенно. Но нас еще и многому другому учили, а вот вы, сразувидно, в жизни не видели хорошего инструктора, любители вы, сявки неуклюжие...

Он сгруппировался. Предстояло превзойти самого себя – в товремя как тело похныкивало и паникерски напоминало, что он уже не молод, он непрежний, не сможет вертеться, как черт с раскаленным шампуром в заднице, как быне сплоховать...

Нельзя сплоховать. Никак нельзя.

Ольгу наконец привязали, она дернула головой, открыла глаза,послышался чей-то хохоток. Виктория встала с подоконника, потушила о негосигарету, подошла и, чуть наклонившись к Ольге, произнесла несколько длинныхфраз – Мазур, разумеется, не понял ни словечка – не глядя, протянула рукуназад. Пабло торопливо вложил ей в руку изогнутые под прямым угломникелированные щипцы, Виктория медленно провела ими над лицом Ольги, что-тосказала, уже короче. Общий хохот.

Пора. Мазур со своего места видел в противоположной стенедвойную дверь – высокую, застекленную. Мысленно представил зал под другимракурсом, прикинул, как он будет выглядеть от двери. И на цыпочках побежал в тусторону. Ничто так не ошеломляет противника, как смерть командира – вособенности внезапная, грянувшая, как гром с ясного неба. Если бы еще ктоприкрыл спину... Но не стоит выпрашивать у Всевышнего вовсе уж тепличныхусловий для работы.

Какой-то миг он стоял по другую сторону стеклянной двери, незамеченный никем – последний раз примерялся к местности, усилием воли заставилзаткнуться тело, нывшее что-то заигранное о проклятом возрасте...

И нажал на спуск. Второй раз. Третий.

Пробитое его пулями стекло еще оседало потоком осколков соглушительным звенящим грохотом, еще заваливалась с пробитой головой Виктория,еще никак не мог упасть согнувшийся пополам Пабло, а он уже ворвался в зал.Расчетно-наводящая приставка к тяжелому «браунингу» работала хватко, каквстарь, тявкающе хлопал глушитель, разбрасывая смерть, в нелепых позахдергались немые фигуры, Мазур ушел вправо, разжал пальцы, выпустив разряженныйпистолет, рывком перебросил из-за плеча автомат и прошелся двумя короткимиочередями, внося последнюю правку. Новый стеклянный грохот – это, рассыпаясь надлинные куски, рухнула стеклянная стена.