Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сказала, что я скучен.
– Она права, это в тебе есть.
Братья не спешно брели по тропе, и со стороны казалось, что беседу они ведут мирную непринуждённую. Однако в душе Густава кипел настоящий вулкан, и юноше стоило невероятных усилий сдерживать его рвущееся наружу пламя.
– Отец, наверное, был недоволен, – вновь заговорил Густав.
– Да, но я сумел его убедить, – ответил Берхард.
Густав усмехнулся: «Убедить. Да ты просто не оставил ему выбора». Однако пора уже заканчивать эту пустую болтовню.
– Что ж, брат, спасибо, – заставив себя улыбнуться, сказал Густав. – Признаться, я не ожидал от тебя такого поступка. Я бы ни за что не променял целое графство на девушку, даже на любимую. Значит, после свадьбы я останусь в Регентропфе, а ты уедешь в Стайнберг?
– Да, мы с Греттой уедем.
Густав стиснул зубы – «Мы с Греттой». Ревность бурлила, обжигала сердце, чёрной гарью застилала разум. Ни за что не отдаст он Гретту. И графство не отдаст. И даже Стайнберг не отдаст, ещё и Кроненберг вернёт. Он один будет владеть всем и всеми. И делить с братом ничего не собирается, даже воздух, которым дышит.
Густав остановился и обернулся к Берхарду, старательно сохраняя на лице улыбку.
– Давай пожелаем друг другу удачи, – сказал он и приподнял свой кубок.
– Давай, – согласился Берхард. – И чтобы между нами закончились наконец ссоры и распри.
– Да. Даю обещание, Берхард, что больше никогда не буду строить козни против тебя и не скажу о тебе ни одного плохого слова. Более того, отныне ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
– Я счастлив слышать это от тебя, брат, – с искренним чувством ответил Берхард.
– Выпьем за наше перемирие, – предложил Густав, желая поскорее влить яд в надоевшего собеседника.
– Выпьем!
Берхард поверил брату. Он даже не сомневался в его словах и обещаниях. Он так долго желал рождения дружбы между ними, понимания и доверия, что даже тени подозрения на нечестность, на коварство Густава не коснулось души его.
Густав выпил вино и перевернул кубок, продемонстрировав его пустоту. Берхард сделал то же самое. Наконец яд достиг цели! Вот теперь Густав успокоился и даже повеселел. Осталось совсем немного подождать, и его враг, его вечный соперник исчезнет, перестанет мешаться, прекратятся споры о наследстве, о первенстве. Желанная власть и желанная женщина будут принадлежать только ему, Густаву, и никто ничего не сможет этому возразить и противопоставить.
В хорошем настроении братья вернулись в компанию захмелевших друзей. Едва Берхард остался один, к нему немедленно подошёл Кларк.
– Я заметил, вы после разговора оба вернулись весёлыми, – сказал он.
– Да, я доволен и весел, – не стал скрывать Берхард. – Более того, предательство Густава мне больше не страшно. Он был рад моему добровольному отречению от трона Регенплатца и согласен ради него отдать мне Гретту. Густав первым предложил перемирие и дал слово, что отныне и навсегда он будет моим другом. Как видишь, всё прошло так, как я и предполагал.
– И всё-таки я бы не спешил доверять Густаву.
– Я не такой мнительный, как ты, Кларк, – отмахнулся Берхард и подозвал слугу, чтобы тот наполнил вином его кубок.
– Я наблюдал за ним, пока он сидел здесь с тобой, – не унимался Кларк. – У него был такой вид, будто он что-то задумал. Вы все слушали Ганса, смеялись над его историей, и лишь Густав не слушал и улыбался натянуто, для вида. Он что-то замышляет…
– Возможно, в тот момент и замышлял, но сейчас ему нет причин убивать меня. Он без боя, без насилия получил то, чего хотел.
– А если Густав захочет всё?
Берхард улыбнулся. У него было слишком хорошее настроение, чтобы спорить и что-то доказывать. Он верил брату; такими обещаниями, какие давал Густав, просто так не бросаются.
– Хорошо, Кларк, я буду осторожен и внимателен к действиям брата, – мягко проговорил Берхард, но лишь для того, чтобы друг не переживал.
Генрих ещё раз прошёлся по комнате. Он тянул время. Пора спускаться в залу к гостям, открывать маскарад, но настроение было невесёлым, состояние нервозным, и идти в шумную толпу не хотелось. Всё шло плохо, против его воли и желаний. Генрих так привык быть хозяином положения, почти хозяином судьбы, что теперь испытывал неприятные чувства зависимости, подчинения, безволия.
Генрих опять измерил шагами комнату. Потом ещё раз. Он тянул время. В дверь постучали.
– Войдите, – глухо пробасил ландграф.
Дверь открылась, и в комнату вошёл Берхард. Вот он источник всех неприятностей отца.
– Вы позволите, отец? – испросил разрешения Берхард.
– Заходи, раз пришёл, – вздохнул Генрих. – Чем ещё хочешь огорчить меня?
Берхард чувствовал себя неловко. Он понимал, что отец обижен на него, понимал, что обида его справедлива, но также понимал, что иначе поступить не мог.
– Я хотел только узнать ответ маркграфа фон Фатнхайна.
– А какая тебе разница? – рявкнул ландграф. – Ваш брак с Греттой всё равно уже не расторгнуть.
Берхард опустил глаза. Отец говорил с ним резко, с горечью обречённого человека. В комнате повисла напряжённая минута молчания. Ещё раз пройдясь из угла в угол, Генрих всё-таки ответил сыну:
– Конечно, маркграф согласился выдать Зигмину за Густава, дабы не клеймить дочь званием отвергнутой невесты. Хорошо, что и сама Зигмина не против такой замены, так как в тебе почему-то разочарована. Барон Хафф так же рад, что дочь его выйдет замуж по любви. Гретте ты мил, её глаза прямо-таки светились счастьем. Патриция прибегала уже, падала мне в ноги в порыве благодарности, что я наконец одумался и поставил всё на свои законные места. В общем, все остались довольны переменами. И только я чувствую себя дураком, человеком, чья жизнь, чьи старания прошли впустую.
Генрих тяжело опустился на стул и устало опустил голову. Берхарда немного взбодрило то обстоятельство, что всё складывалось весьма удачно. Он приблизился к отцу.
– Я говорил с Густавом, – негромко сказал Берхард. – Он был удивлён, но рад тому, что станет вашим наследником. И… он дал мне обещание, что отныне будет моим другом и помощником. Война между нами окончена.
– Ну что ж, – вздохнул Генрих. – Хоть что-то случилось хорошее и для меня. Мои сыновья наконец помирились.
– Отец, мне действительно жаль, что я обидел вас…
– Прекрати оправдываться, Берхард, – немедленно прервал сына Генрих. – Я тебя ни в чём не обвиняю. И возможно даже… Возможно, ты поступил правильно.
– Вы поддерживаете меня, отец? – В глазах юноши вспыхнула радость от родительского прощения и понимания.
Но Генрих ответа не дал. Ему всё же было трудно признать своё полное поражение.
– Иди на праздник, – бросил он. – Что