В попытке сделать хоть что-то, я собрал всю свою волю. Где-то в глубине сознания зажглась крохотная звёздочка. Уже погружаясь в пустоту безвременья, я направил её навстречу тьме, заполняющей мою сущность.

Я уже не увидел, как упал, содрогаясь в конвульсиях, немецкий профессор из «Аненербе». Я не чувствовал, как меня волоком тащили обратно в подвал, и моя голова билась о ступени. Я не видел и не слышал, как спустя ещё два дня наверху началась ожесточённая перестрелка. Я не видел Олега Седых, ворвавшегося с автоматом в руках в нашу камеру. Я ничего этого уже не видел и не слышал. Тьма окружала меня. Тьма и пустота.

Глава 24

Как же хорошо здесь, в этой пустоте. Ни тебе проблем, ни тебе забот. Ни боли, ни чувств. Ничего. Лишь ты и пустота. Где-то, когда-то, невообразимо давно нечто подобное я уже ощущал. А что же было потом? Что-то важное. Что-то… А, впрочем, не важно. Здесь есть лишь пустота и покой. Но почему же мне так хочется что-то вспомнить? Или кого-то?

Вдруг из глубин памяти всплыло лицо. Но чьё? Всё как-то туманно, не чётко. Понятно, что лицо женское, но вот чьё оно? Чувствую, что оно мне родное. Да давай уже, вспоминай!

Очертания женского лица стали резче.

– Ну что, Витя, вспомнил?

– Марина? Но ты же…

– Умерла? Ну и что? Это не даёт тебе права тоже умереть. Давай, заканчивай здесь зависать и отправляйся назад. Тебя Ольга с Настей заждались. Твоё время ещё не пришло.

– Ольга? Настя?

Меня подхватил невидимый поток и куда-то стремительно понёс. Сколько этот полёт в никуда продолжался, сказать не могу, но внезапно раздался хлопок, и я оказался окружён ослепительным светом. Свет был повсюду. Свет был во мне, и я сам был светом. Интересное ощущение, я вам скажу.

Постепенно, где-то на грани слышимости, я начал различать какое-то монотонное бубнение. Оно становилось всё громче, и вот уже можно было различить отдельные голоса. Я вдруг почувствовал, что начал куда-то стремительно падать.

Накатила паника, и я невольно открыл глаза. Больно резануло светом. Звуки мгновенно стихли, и до боли знакомый голос произнёс:

– С возвращением, Великий Дракон. Ты вновь победил смерть.

Но не это было главным. Главное было то, что я видел (!) ауры окружающих. Мои силы вернулись ко мне.

…Сидя за столом вместе с Ольгой, Настей, Анюткой, Шэн-ли и Олегом Седых, я слушал рассказ о произошедших событиях.

Седых, которого я, несмотря на его яростные возражения, в приказном порядке отправил предпоследним рейсом проследить за размещением эвакуированных детей, узнав, что отправленный за мной вертолёт не вернулся, сразу развил бурную деятельность. В первую очередь сообщил о произошедшем в Москву. Выслушав в свой адрес немало нелицеприятных и матерных эпитетов, он через командира дивизии организовал авиаразведку по маршруту полёта. К тому времени немцы подтянули в район авиацию и зенитки. Несколько самолётов-разведчиков было сбито.

Информация о месте крушения нашего вертолёта пришла из штурмового авиаполка. Один из штурмовиков во время нанесения удара по позициям немецких зенитчиков был повреждён и уходил на восток на бреющем полёте. Вот его экипаж и заметил обломки вертолёта, о чём доложил по прилёте в полк. Так как информация была не первостепенной, то её внесли в журнал и забыли. Мало ли какие обломки валяются. И лишь когда начался активный поиск пропавшего вертолёта, кто-то вспомнил об этом и сообщил наверх.

В район обнаружения обломков срочно отправили разведгруппу. Удалось взять языка, и от него узнали, что всех уцелевших увезли в интернат. Эта информация была доложена в Москву.

На следующий день был отдан приказ о проведении наступательной операции на данном участке фронта. В операции были задействованы ударные части. Передовую линию немецкой обороны прошли, как горячий нож сквозь масло. За сутки, сметая с пути встреченные немецкие войска, стремительным ударом захватили интернат. Мою бессознательную тушку извлекли из подвала и самолётом отправили в Москву.

В Центральном госпитале, куда сразу же примчались мои девчонки, прихватив с собой Анютку, врачи пытались привести меня в чувство, но безрезультатно. Я фактически умирал. Сердце почти не билось. Ольгу с Настей и пустили-то ко мне, чтобы они могли попрощаться.

Спасла меня Анютка. Она, подойдя ко мне, сразу сказала:

– Он живой, но у него нет сил.

С этими словами она положила свои ладошки мне на грудь и закрыла глаза. Так она стояла минут пять, а затем начала медленно оседать на пол. Её подхватил Седых и уложил на соседнюю койку. Девочка открыла глаза.

– Слишком много своих сил отдала и устала. Можно, я посплю?

Но её уже никто не слышал. В этот самый момент я сделал глубокий вдох. Присутствовавший при всём при этом врач бросился ко мне.

– Так. Пульс участился, дыхание нормализовалось. Но этого просто не может быть.

– Витю надо срочно в Новый Афон к Шэн-ли. Он уже однажды в Чите давал брату свои силы.

В Новом Афоне мной занялись сразу десять одарённых монахов. Они делились со мной своей энергией Ци, которую я впитывал как губка в огромном количестве.

– Трое монахов не смогли контролировать свои потоки Ци и отдали всю свою энергию. Все трое умерли, – печально произнёс Шэн-ли.

– Где их похоронили? Я хочу посетить их могилы, – прохрипел я. Комок в горле мешал говорить.

Много позднее на их могиле я за свой счёт установил памятник из белого нефрита, изображавший с фотографической точностью трёх монахов, отдавших за меня жизни, в полный рост, стоящих лицом к лицу и держащих на ладонях красного нефритового дракона.

Сталин не орал. Он совершенно спокойным голосом, с чуть заметным акцентом, буквально снимал с меня стружку. В конце он произнёс:

– Ви, товарищ Головин, слишком сильно поверили в свою всесильность. Это неправильно. На любую силу найдётся ещё большая сила. Если бы не действия вашего помощника товарища Седых, то нам пришлось бы разбомбить там всё сверхмощными бомбами и залить всё напалмом, чтобы вы не достались врагу. Вы осознаёте, какую опасность может представлять ваше попадание в плен к немцам? Надеюсь, что осознаёте, товарищ генерал-полковник. В общем всё, Виктор, на фронт ты больше не поедешь. Занимайся делами тут, в Москве. И передай Селивёрстовым, что их заявление об усыновлении Анны Пантелеевой рассмотрено, и принято положительное решение.

М-да, всесильность. Встреча с «кудесником» из «Аненербе» не прошла даром. Я утратил способность накладывать на сознание других людей «чёрную паутину», упрочнять силой вещи (да и раньше самое массивное,