— У тебя такой грустный вид.

— Мне действительно грустно, Энн, но тем не менее у меня на душе стало легче, — сказал Джо. — И это все, что ты сделала? Я не хочу сказать, что я это одобряю, но это было все?

— Слово чести, папа, — сказала она.

— Он не дотрагивался до тебя своим членом?

— Нет. Ты волнуешься, что у меня может быть ребенок?

— Да, частично это. Ты ведь знаешь о венерических болезнях.

— Триппер? Нет, он ни разу не дотронулся.

— Ты дала мне слово чести. Но может быть, ты хочешь рассказать мне о чем-то еще, о чем я тебя не спросил?

— Я только хочу сказать, что мне очень жаль, что это случилось, и это не его вина. Он не заставлял нас ехать с ним, и он не вынуждал нас делать то, что мы сделали. Папа, я не наивное дитя.

— Нет, раз ты знаешь о триппере, ты не дитя. А ты когда-нибудь переступала за черту?

— Нет.

— Но почти переступала?

— Не больше того, что сегодня.

— Ты понимаешь, что тебе повезло? Я полагаю, тебе известно, что такое изнасилование.

— Да, я знаю. Но он не мог изнасиловать одну из нас в присутствии другой.

— Сэра, похоже, его к этому поощряла.

— Она возбудилась, — сказала Энн.

— Что?

— Ничего. Это у меня случайно вырвалось.

— Но я тебя услышал. И ты, Энн, тоже возбудилась — иначе ты бы не полезла в кузов. В этом-то и опасность. Возбуждение неизбежно, оно свойственно любому из нас. Но оно в нас не случайно: когда ты влюбишься в достойного молодого человека, то сможешь разделить с ним все на свете. Но не надо обесценивать это поездками в грузовике с незнакомцем.

— Я знаю. Я не подумала. А что вы сделаете с Томми?

— Была бы моя воля, я бы ему устроил хорошую трепку. Но мне надо подумать.

— А что ты скажешь матери?

— Мне придется рассказать ей правду.

— Папочка, не говори ей! Пожалуйста, не говори ей! Я умоляю тебя!

— Как я могу ей не рассказать?

— Мы можешь ради меня сказать ей неправду. Пожалуйста, не говори ей. Я не хочу, чтобы она знала. Если ты расскажешь ей о том, что случилось сегодня, тебе придется сказать ей, что такое случалось и раньше. Я этого не вынесу. Я убегу из дома.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы она знала. Если ты ей расскажешь, я никогда в жизни больше тебе ничего не расскажу.

— Она твоя мать и моя жена. У меня от моей жены не должно быть никаких секретов.

— Но у тебя есть секреты. Я уверена, что у тебя есть секреты, — сказала Энн.

— Почему ты так в этом уверена?

— Потому что я, папа, за тобой наблюдаю. У тебя есть секреты.

— Секреты тяготят, — сказал Джо. — И со временем все больше и больше.

— Ты, наверное, был влюблен в кого-то еще, прежде чем женился на маме. А может, и после того. И ты любишь не только маму, но еще кого-то.

— Конечно. Например, тебя.

— Я тебя не спрашиваю, кто она, но я это знаю.

— Ты права. Но она умерла до того, как мы с твоей мамой влюбились друг в друга, — сказал Джо. — Ладно. Мы придумаем историю. Парень пытался тебя поцеловать, но ты не позволила. Но как насчет Сэры? Что она расскажет твоему дяде Перси и твоей тете Сэре?

— Она их не боится. Она упрямая. И она командует ими, будто они ее рабы. Если они начнут задавать ей слишком много вопросов, она просто хлопнет дверью и выйдет из комнаты.

— И ты этим восхищаешься? — спросил Джо.

— Нет, но посмотри на дядю Перси и тетю Сэру: они такие старые и дряхлые…

— Он всего лишь на два года старше меня.

— Ну а выглядят они намного старше и ведут себя как старики. Они боятся ее тени. Это правда, папа.

Джо вынул сигарету из подаренного ему когда-то шаферами серебряного портсигара.

— Ты затягиваешься?

— Да, — сказала Энн. — Можно мне одну?

— Нет, — ответил он. — На сегодня в этом доме проявлений взрослости уже было предостаточно. Интересно, как ты сама будешь вести себя со своими детьми?

— Надеюсь, что как ты.

И тут он не выдержал и, опустив голову на руки, заплакал.

— Уходи, пожалуйста, уходи, — сказал он.

Энн забрала у него сигарету и, погасив ее в пепельнице, погладила его по затылку.

— До свидания, дорогой мой, — сказал она и вышла из комнаты.

Вскоре в комнату вошла Эдит и села рядом с мужем.

— Полагаю, что ты ничего от нее не добился, — сказала она.

— Она говорит, что ничего не случилось, и я ей верю, — сказал Джо. — Ты ведь знаешь выражение, которым они теперь пользуются: «Он стал к нам приставать».

— И у него ничего не получилось? Именно этому мы и хотим верить. Я хотела бы узнать об этом молодом человеке, я ничего о нем не знаю. А девочки даже не знают его фамилии.

— Что же нам делать, Эдит? Позвонить в мясную лавку и спросить фамилию Томми? Мы не можем этого сделать, и к тому же лавка, наверное, уже закрыта.

— Ты же адвокат, ты можешь узнать это в полиции. Они его скорее всего знают, у них наверняка есть о нем сведения.

— Да, они его знают, но зачем нам обращать на себя внимание? Я считаю, с этой историей следует покончить.

— А я считаю, с ней нельзя покончить, пока мы не узнаем, что собой представляет этот парень, — сказала Эдит. — В нашем городе есть человек, который знает всех мужчин, всех женщин и каждого ребенка.

— Кто же это?

— Майк Слэттери, — сказала Эдит.

— Но Майк последний, кого бы мне хотелось посвящать в наши дела.

— У него четыре дочери, — сказала Эдит.

Джо задумался.

— Что я ему скажу? И вообще, насколько мы хотим его посвящать в это дело?

— Завтра это разнесется по всей школе. Скажи ему, что ты хочешь знать, что за парень этот Томми. Были у него приводы в полицию? Может, он из тех, кто без конца торчит в бильярдной? Скажи ему просто… что он пригласил девочек покататься и они с ним поехали.

— А я-то всегда радовался тому, что Майк не знает обо мне ничего компрометирующего.

— И что же он теперь такого узнает? И что именно он сможет использовать против тебя? Его девочки еще не повзрослели, и с ними тоже всякое может случиться.

— Ладно, я ему позвоню.

И Джо позвонил.

— Да, Джо, чем могу служить? — спросил Майк.

— Майк, у тебя четыре дочери, и я обращаюсь к тебе как отец, у которого тоже есть дочь.