Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фотографии, журнальные картинки, газетные вырезки – давнопора было это сделать, давно пора было взглянуть на них.
Никакой особой системы в их подборе нет. На первый взгляд.Главные действующие лица на фотографиях – мужчины (я начала с фотографий,потому что они – яркие, сочные, глянцевые, их можно разглядывать ненапрягаясь), итак – мужчины.
Европейцы, азиаты, несколько черных, несколько латиносов;самого разного возраста (есть очень молодые, почти мальчики, а есть совсем ужстарики на манер библейского Лота); большинство – в добротных костюмах, новстречаются и тенниски, и гавайские рубахи, и рубахи поло, есть даже одинпляжный вариант. Между всеми ними – ничего общего.
Кроме пули в голове.
Все без исключения лица залиты кровью, все без исключениякостюмы залиты кровью – то же можно сказать о гавайских рубахах и рубахах поло.Неясно, сделаны ли снимки с близкого расстояния или неведомый мне фотоохотникиспользовал сильную оптику, в жизни не видела такого убедительного собраниямертвецов.
Такой доски почета.
– Я сделала тебе больно? Прости, малыш!..
За секунду до этого придушенный писк Сайруса вывел меня изоцепенения: потрясенная выставкой простреленных голов, я слишком сильно сжалакота в руках.
– Прости, Сайрус. Ты здесь ни при чем.
Сайрус – ни при чем, он такой же случайный свидетель, как ия. Сайрус – ни при чем. А кто тогда причем? Компьютерная подсказка «la balledans la tete», оставаясь анонимной, указывает на стенд с фотографиями, чьясмерть произвела неизгладимое впечатление на «Merche – maravillosa!». Отсюда, спротивоположной стороны доски, с противоположной стороны объектива, все смерти выглядятсовершенно одинаково. А ведь я стою на той же линии, на которой стоялфотоохотник (и, возможно, снайпер) и вижу то же, что и он.
Но знаю много меньше. Много-много меньше.
Совершенно неизвестно, кому отдать предпочтение: европейцам,азиатам? Негру в гавайской рубахе, латиносу в рубахе поло, юноше, патриарху?Никаких указаний на этот счет фотографии не дают, они анонимны – так же, как laballe. Время и место остались за линией обреза.
– Ты ведь такого еще не видел, правда, Сайрус?
Хорошо, что кот со мной и что на этом чудовищном вернисаже явсе-таки не одна. И что я могу в любой момент вжаться подбородком в мягкийкошачий подшерсток. Фотографии не вызывают у меня тошноты, какую вызывалорасполосованное горло Фрэнки, увиденное мной утром, после убийства, – вобрамлении мечтательных марокканских gendarmes. Я могу лишь внутреннесодрогнуться – чувство, скорее рациональное, физических проявлений за ним непоследует.
Рациональное начало присутствует и в снимках.
Не в их безумном содержании, а в расположении на стене.Недаром мне с самого начала показалось, что в хаотичной последовательностисменяющих друг друга пуль в голове есть какая-то система – как в кроссворде,который я начала составлять еще в камере и так и не успела закончить. Но междумоим кроссвордом и декоративным панно на пробке есть существенное различие:фотографии все-таки поддаются расшифровке, нужно только пошевелить извилинами –и гирлянда из мертвых лиц зажжется и осветит все вокруг.
Фотографии – газетные вырезки – журнальные страницы.
Хотя, скорее – журнальные страницы – фотографии – газетныевырезки.
Они расположены в один длинный ряд или следуют друг задругом, занимая три коротких ряда (один под другим) – о-о!..«charogne-charogne-charogne», – при этом фотографии всегда оказываютсязажатыми между журнальными страницами и газетными вырезками.
Я сосредотачиваюсь на одном из снимков – европейца среднихлет с хорошо развитой нижней челюстью, с подбородком, решительно рассеченнымнадвое. Его лицо пострадало меньше других лиц, и черты не так искажены, и кровьзалила лишь правую половину, и не слишком испачкала костюм (пара мелких брызг иодно пятно в форме трилистника – не в счет). Впрочем, какая мертвому разница –пострадал его костюм или остался чистым, дело совсем в другом: решительнуюскладку на подбородке можно идентифицировать.
Складка смотрит на меня с журнальной страницы, прикрепленнойрядом с фотографией, она даже не помышляет о пятне крови в форме трилистника, аобладатель складки еще жив. Жив-здоров, жив-живехонек, чего и вам желает.
Крутой парень, настоящий Бэтмен, настоящий Спайдер-мен,настоящий капитан Сорвиголова. Но зовут его по-другому:
Фабрициус Тилле.
Типичный немец, возможно даже – уроженец Нюрнберга.
Статья (или часть статьи) написана на английском, в которомя не слишком-то сильна, но уловить общий смысл удается: mr. Тилле – крупныйбизнесмен, владелец концерна, занимающего ведущие позиции на европейском рынкесталепроката; mr. Тилле – большой любитель «малых голландцев»; mr.Тилле –известный коллекционер; mr.Тилле – типичный self-made man, и если Бог создалЗемлю за пять дней, то mr.Тилле легко обошелся бы тремя. Мг.Тилле дваждысовершал восхождение на Эверест. Благотворительная деятельность mr.Тиллепозволила сохранить популяцию гималайских носатых обезьян и продвинуться вобласти исследования стволовых клеток. Имя mr.Тилле легко обнаружить в титрахбесконечного жизненного сериала «Богатые и знаменитые». Мг.Тилле находится врасцвете творческих и жизненных сил и еще долгие годы будет радовать нас ивселять в нас надежду.
Глянцевое пророчество не оправдалось.
Об этом свидетельствует фотография, а из газетной вырезки яузнаю подробности: mr.Тилле был убит в номере одного из отелей Акапулько, кудаприбыл с частным визитом. Баллистическая экспертиза установила: пуля выпущенаиз снайперской винтовки, что явно указывает на заказной характер преступления.В связи с этим разрабатываются сразу несколько версий происшедшего.
Стволовые клетки полны скорби.
Вот для чего существует странный триумвират (фотография,газетная вырезка, статья из журнала) – он делает историю мертвой головы болеевыпуклой, более объемной и исполненной тайного философского смысла. Быть может,неизвестный мне расклейщик и не преследовал такую цель, а просто составлялнаглядный отчет о проделанной работе – этот смысл для меня очевиден:
никто не может чувствовать себя в безопасности.
С тех пор как существуют снайперские винтовки.
Это касается не всех, в основном – богатых и знаменитых, улюдей попроще есть множество других способов умереть. Не таких экзотических. Нетаких пафосных. Не таких заметных, а иногда и вовсе незаметных. Смерть отголода целого африканского племени? – да и черт с ним, они всегда умирали.Цунами, унесшее жизни десятков, а то и сотен тысяч человек? – да и черт сним, цунами существовали всегда. Как и землетрясения. Но представить mr.Тиллеумирающим от голода, или унесенным волной, или раздавленным балкой вмногоквартирном доме невозможно.