Я быстро оделась, и вовремя - он вернулся. Радостный и сияющий, он вошел с бутылкой коньяка в руках и попытался меня обнять, но я отстранилась и спросила:

- Володя, ты мне не скажешь, что это такое? - я протянула ему значок.

- Где ты его нашла? - мгновенно его лицо замкнулось.

- В Алиной копилке, где он пролежал лет десять. Он молчал, и я пошла в наступление:

- Это ведь ты его подарил Але?

- Да, - и он тяжело вздохнул.

- Володя, что у тебя с ней было? И кто был отцом ее ребенка?

- Я.

Настала мертвая тишина. Его признание меня потрясло.

- Почему ты мне ничего не сказал?

- Потому что я боялся тебя потерять, - он смотрел прямо мне в глаза, и в его взгляде было такое отчаяние, что мне стало страшно. Я отвернулась.

Володя подошел к окну и стал там, уставившись в стекло, как будто внизу, во дворе, происходило что-то интересное.

- Расскажи мне все, - я сама не узнавала свой голос, он показался мне чужим.

- Я влюбился в Алю чуть ли не с первого взгляда, когда в первый раз попал в стрессовый стационар на практику. Сначала я восхищался ею, как профессионалом, и только потом уже понял, что она привлекает меня как женщина. Я был свидетелем ее кратковременного романа с Виленом и переживал за нее - нетрудно было предсказать, чем это кончится. На моих глазах он охладел к ней, и я видел, как она переживала. И когда он ее окончательно бросил, она пришла за утешением ко мне.

- Ты ее «утешал» на этом самом диване?

- Да. Только не надо произносить этого слова - «утешал» с такой издевкой. Все было не так. Ей стало плохо на работе, и я проводил ее домой. Бабушки Вари не было, кажется, ее взяли к себе на дачу какие-то родственники. Все и произошло именно здесь - только я ее не утешал, а любил.

- Что было дальше?

- Я еще пару раз заходил сюда, уже при вашей прабабушке - она рано ложилась спать, и нам ее присутствие в квартире не мешало. Не думаю, что Аля относилась ко мне серьезно, я для нее был лишь заместителем. Меня бесило то, что она обращалась со мной как с мальчишкой.

- Ты знал, что она беременна?

- Нет, клянусь тебе, что не знал! Для меня самого, когда ты рассказала о результатах вскрытия, это оказалось ударом - поверь мне.

- Мне трудно теперь тебе верить, ведь ты мне лгал.

- Я столько раз хотел тебе обо всем рассказать, но не решался.

Я боялся, что правда окончательно оттолкнет тебя от меня.

- Ты надеялся, что я никогда ничего не узнаю и сама упаду тебе в объятия - как, впрочем, это произошло… о чем я теперь сожалею.

Его плечи вздрогнули, как от удара.

- Нет! Я все равно бы тебе обо всем рассказал, рано или поздно, но я очень боялся, что если ты узнаешь правду раньше времени, это тебя отпугнет - и навсегда. Пойми, когда я встретил тебя тогда в метро, я был просто поражен. В тебе было все то, что нравилось мне в Але, - но больше, гораздо больше. А потом, когда я обнаружил тебя в стационаре, я сказал себе: вот он, твой шанс. Я потерял голову.

- Легко же ты теряешь голову - и сразу снова ее находишь. Когда-то ты предал мою сестру, но быстро об этом позабыл. А теперь решил закрутить роман со мной.

- Ты можешь обзывать меня как угодно, это твое право. Но я не предавал Александру. Один раз она меня спросила - что бы я стал делать, если бы оказалось, что она ждет ребенка, - и я ответил, что женился бы на ней.

- Неужели? - я даже засмеялась, хоть мне было совсем невесело.

- Вот точно так же и она среагировала на мои слова. Засмеялась, но, кажется, осталась довольна. Потом сказала, что мы с ней не пара. Я обиделся; я спросил, не любит ли она до сих пор Вилена. Она ответила, что все старое прошло, но она не собирается больше влюбляться и отдаваться в рабство какому-либо мужчине - даже самому порядочному.

- Наверное, вы действительно были с ней не пара. Так же, как мы с тобой.

- Насчет нас с тобой - не знаю… Боюсь, что уже нет. Но в отношении себя она была права, но я понял это только после ее смерти. Она ни меня, ни мои чувства не принимала всерьез. Теперь, когда я гляжу на всю эту историю издали, уже умудренный своим собственным горьким опытом, я понимаю, что вряд ли бы мы были счастливы вместе.

Дело в том, что она почти постоянно пребывала в мрачном настроении… Нет, скорее, она просто не умела радоваться жизни, а жить с таким человеком рядом очень тяжело - уж я-то об этом знаю, у моей бывшей жены тоже был такой характер. Маша на нее даже внешне была похожа.

Да, я знаю, что с Алей всегда было нелегко, подумала я про себя. Тут он был прав.

- И еще… Понимаешь, твоя сестра слишком любила всех людей вообще для того, чтобы полюбить всей душой кого-то одного в частности, - продолжал Володя, все так же глядя в окно. - Ради своих несчастненьких она готова была на все, муж у нее всегда был бы на самом последнем плане. Возможно, что и ребенок тоже. Она была способна на страсть, но вспыхнуть единожды и любить долго и терпеливо - это совсем не одно и то же. История с Виленом ее многому научила - а может быть, напугала. Я повидал в своей жизни немало таких врачих: добрых, милых, самоотверженных - у которых дома было холодно и неуютно. Знаешь, это тип великомученицы, которая готова пострадать за все человечество, но от которой плачут все близкие…

Да, и в этом он тоже прав. Я своим родителям не принесла и десятой доли тех огорчений, которые они пережили по милости Александры. А сколько страданий она им причинила, когда решила порвать с семьей и перехала в Москву! А мой бедный папа, который всю жизнь был ей именно отцом, а не отчимом - она просто выбросила его из своей жизни… Действительно, Алю любить было трудно,

Володя все еще продолжал свой монолог, обращаясь к окну:

- Но тогда я об этом не задумывался. Меня обижало то, что Аля отдаляла меня от себя. В октябре мы с ней уже практически не встречались - иногда я забегал к ней в больницу, но она вела себя со мной холодно, говорила, что у нее очень много работы. Иногда она держалась таинственно, намекала, что занята каким-то расследованием, но тогда я не обратил на ее слова внимание - мне было не до этого, я нянчил свои оскорбленные чувства.

Я не сразу узнал о ее смерти; самое поразительное, что как раз восемнадцатого ноября я хотел было зайти к ней в отделение - я знал, что у нее дежурство, но оскорбленная гордость мне не позволила это сделать. Дурак! Если бы я там оказался, то все было бы по-другому…

- Что ты тогда подумал о ее гибели?

- Я решил, что это несчастный случай. Понимаешь, я знал твою сестру лучше, чем многие. Наверное, лучше, чем ты сама, - ты тогда была еще мала и жила в другом городе. Я не верил, что она способна на самоубийство. Видишь ли, такие люди, как она, настолько сжились со своим плохим настроением, что им и не приходит в голову покончить с собой - тем более что у нее были принципы.