- Какое счастье, что я забыл у тебя ключи!

- Неужели ты думаешь, что я бы тебя так просто отпустила? Я иногда делаю глупости, но не настолько же я дура!

- Значит, у меня не было шансов от тебя сбежать?

- Никаких, - я поцеловала его в уголок рта.

- Что заставило тебя меня простить?

- То, что я сама далеко не безгрешна.

- Ты, дорогая? Не смеши меня. Так какой же из моих недостатков внушил тебе любовь ко мне?

- Все сразу, как говорила Беатриче Бенедикту.

Это не признание в любви, а цитата. Наверное, просто у меня хороший вкус, как и у моей сестры. А какое из моих достоинств заставило тебя страдать любовью ко мне?

- Я уже не страдаю, я просто люблю, - тихо сказал он. Как всегда, когда его что-то смущало, он отвернулся и теперь смотрел в сторону. Я взяла его за уши и повернула к себе:

- Наверное, пора привезти сюда из Питера моего Шекспира, все восемь томов. Ты, конечно, можешь считать меня идеальной - и ты должен так думать всегда - но я сейчас тебе расскажу кое-что такое, от чего ты, скорее всего, переменишь свое мнение.

И я поведала ему во всех подробностях, как я собиралась отравить Викентия в неврологии во время дежурства, когда мне помешала это сделать внезапно пробудившаяся совесть, и как из-за этого я чуть из убийцы не стала жертвой. Честно говоря, я не думала, что способна на такое признание - но мне захотелось увидеть, как воспримет это Володя.

Откровенность за откровенность.

- А в глазах твоих и Эрика я после этого выглядела непроходимой дурой, которая по своей инициативе чуть не попала в лапы к злодею, - так закончила я свой рассказ.

Володя нахмурился и сказал:

- Если говорить словами твоего любимого Шекспира, то намерения - не деянья, а всего лишь мысли.

- Тебе не кажется, что кто-то эти мои мысли подслушал?

- Может быть, Лида, может быть. Викентий несколько раз промахнулся - и стал опасен. Как хорошо, что мы с Гришей тебя здесь охраняем! Надеюсь, они не взорвут весь подъезд, чтобы от нас избавиться, а завтра вечером я тебя посажу на поезд, и ты уедешь к родителям. А пока давай забудем об этом… - и он перешел к действиям, которые должны были заставить меня забыть обо всем на свете, кроме него.

Но я высвободилась:

- Подожди. Что бы ты сказал, если бы я действительно отправила Витамина на тот свет? Хотел бы ты быть со мной в этом случае?

- Неужели ты думаешь, что это что-либо изменило бы?

Как сказал один мой пациент: «Я ее люблю и хотел бы ее, даже если бы знал, что она больна СПИДом». Что такое по сравнению со СПИДом какое-то убийство! Но я рад, что ты этого не сделала…

- Значит, это все-таки повлияло бы на твое отношение ко мне.

- Нет. Это повлияло бы на тебя - ты бы мучилась и страдала. Я уверен, что Нина Фирсова, с ее примитивной нервной системой, как у неандерталки, все равно страдает от того, что убила человека. Тебе такой груз показался бы слишком тяжелым. Но хватит, давай забудем об этой ерунде. Это все глупости, досужие рассуждения. Нас с тобой ждут более важные дела.

И после этого до поздней ночи мы с ним занимались только гораздо более важными глупостями.

24

Не могу сказать, что на следующий день нас разбудил звонок в дверь. Нет, мы уже встали, но еще не совсем проснулись; время шло к полудню. Звонок - настойчивый, непрерывный, надоедливый - раздался, когда мы с Володей пили кофе, Гришка ныл, что ему хочется гулять, а я его стыдила: Володя уже выходил с ним в семь часов утра. Сначала я и не собиралась никому открывать, но по поведению Грея было понятно, что к нам пришел кто-то свой, хотя и не совсем близкий. Неужели, подумала я, это Витя - как было бы приятно отплатить ему той же монетой! С каким удовольствием я бы наблюдала за новой встречей Вити и Володи в моей квартире - только на этот раз они бы поменялись ролями. Но, увы, это был не мой бывший супруг, а всего лишь Эрик.

Он совсем не удивился, увидев у меня Володю:

- Я мог бы и заранее догадаться, что ты никуда не уедешь! Володя, я тебе не завидую: эта женщина кого угодно обведет вокруг пальца.

Обняв меня за плечи с видом собственника, Володя спокойно ответил:

- Мы решили, что ничего страшного не случится, если я отправлю Лиду в Ленинград завтра вечером, а до тех пор она не собирается выходить из квартиры.

Эрика прямо-таки распирали важные новости, и он не стал комментировать Володино заявление. Он уселся с нами за стол, но отказался от чашки кофе, выразительно сморщив нос - естественно, в такой день мне было лень возиться с кофемолкой и джезвой, и мы с Володей прекрасно пили растворимый.

- Пока вы тут пьете кофе и милуетесь, как голубочки, кое-кто трудится не покладая рук и ног… Тебе, Лида, не надо ехать в Питер.

- Что ты этим хочешь сказать?

- Что все кончено. Мы вычислили убийц твоей сестры, и теперь тебе ничто не грозит.

- Ты хочешь сказать, что их арестовали?

- Увы… Мы опоздали - правосудие свершилось до нас.

- То есть?

- То есть Наталья Ивановна Вешнева, которая десять лет назад подрядила Викентия Плюскина на убийство твоей сестры Али, погибла. Точнее говоря, ее вместе с мужем взорвали в лифте.

- Так это все-таки была Вешнева?

- Да, именно она. Жаль, конечно, что мы на нее вышли так поздно, уже после вашей поездки в Старицу и разговора с Черевкиным. Как вы знаете, муж Вешневой, Анатолий, организовал фонд-пирамиду и попал в поле зрения нашего агентства; но разрабатывал его, к сожалению, не я. Поэтому только в четверг вечером, когда мы с Лидой были у моего шефа, я узнал из его досье, что Вешневы и Плюскин - соседи и живут… то есть жили в одном подъезде. В пятницу с утра наши люди вместе с милицией были в районном отделении собеса и просматривали дела инвалидов, которые проходили через комиссию, где председательствовала Вешнева; уже на глазок можно было определить, что часть документов - это подделка. Бланки с подписями изъяты и отправлены на экспертизу; правда, теперь ее результаты вряд ли понадобятся.

- Расскажи нам, почему ее убили, - от нетерпения я не могла усидеть на стуле.

- В отличие от жены, которая, судя по всему, хорошо заметала следы, Вешнев был очень неосторожен. Если бы он ограбил только старичков пенсионеров, ему, скорее всего, ничего бы не было. Векселя его так называемого фонда - это просто липа. Но у него было плохо с инстинктом самосохранения. В его фонд вложила деньги одна мафиозная группировка, а когда пришел срок расплачиваться, то он объявил себя банкротом. Расчетный счет его арестовали - на нем было сорок копеек, - а офис забрать не смогли: своего офиса у него не было, он снимал помещение у детской библиотеки - и с ней он тоже не рассчитался.