Окончательно эта мысль выкристаллизовывается в десятой главе: «Ведь государство, вся задача которого сводится к тому, чтобы руководить людьми страхом, скорее будет лишено пороков, чем изобиловать добродетелью. Но руководство людьми должно быть таким, чтобы им казалось, что ими не руководят, но что они живут по своему усмотрению и свободному решению; поэтому только любовь к свободе, стремление приумножить свое состояние и надежда на приобретение почетных государственных должностей должны сдерживать их. Впрочем, статуи, триумфы и другие средства к поощрению добродетели свидетельствуют скорее о рабстве, чем о свободе. Рабам, а не свободным назначаются награды за добродетель. Я знаю, правда, что все это оказывает наиболее сильное воздействие на людей, стимулируя деятельность; но насколько верно, что указанные отличия вначале достаются великим людям, настолько же правильно, что впоследствии, с ростом зависти, их получают, к великому недовольству всех хороших граждан, люди недостойные и кичащиеся величиной своего богатства. Далее, те, которые хвастаются триумфами и изображениями предков, будут считать себя оскорбленными, если им не будет отдано предпочтение перед всеми другими. Наконец, бесспорно то — остальное я обхожу молчанием, — что равенству, с упразднением которого необходимо гибнет и общая свобода, наносится смертельный удар, как только мужу, известному своей доблестью, государственным законом будут назначены особые почести»[290].

В следующих главах «Политического трактата» Спиноза разбирает различные формы правления. Главы шестая и седьмая посвящены монархии, восьмая, девятая и десятая — аристократической республике и глава одиннадцатая — демократии.

Возможно, здесь и должно было начаться самое интересное, но на четвертом параграфе одиннадцатой главы рукопись трактата обрывается.

Рассматривая монархию и аристократическую республику, Спиноза, вне сомнения, отдает дань последней. Апеллируя примерами как из римской, так и из средневековой и современной ему истории, философ, с одной стороны, убедительно доказывает, что даже самая абсолютная монархия не является абсолютной, так как ни один монарх не может возложить на себя все бремя власти, но в то же время «положение подданных тем печальнее, чем более абсолютно переносятся на царя права государства». Чем больше власть зависит от капризов одного человека, а механизм ее передачи зиждется на принципах наследственности, тем меньше вероятность того, что государство будет управляться на принципах разума, а рычаги власти и законодательства будут оказываться в руках достойных и соответствующих своим должностям людей. В то же время Спиноза настаивает на том, что монархия может оказаться вполне жизнеспособной системой правления, если царь будет советоваться с профессиональными советниками и делегирует часть своих полномочий государственному совету.

Явно имея в виду Голландию, Спиноза вполне допускает, что демократическое государство может избрать царя и ввести монархическое управление на время войны, так как, по его словам, «царями войны ведутся с большей удачей», «в то время как, наоборот, демократическая форма власти имеет то преимущество, что ее добродетель гораздо больше проявляется во время мира, чем во время войны»[291].

Очень часто в исследованиях о Спинозе можно прочитать, что он был сторонником аристократической республики, то есть той формы правления, за которую ратовал Ян де Витт. Однако при этом следует учитывать, что Спиноза имел в виду не столько наследственную и имущественную, сколько интеллектуальную аристократию, но в случае Яна де Витта это как раз совпадало. В незаконченной главе «О демократии» Спиноза говорит, что избирательное право не должно распространяться на иностранцев, несовершеннолетних, тех, кто когда-либо совершил какое-то преступление, а также на «женщин и рабов, стоящих под властью мужей и господ».

В связи с этим крайне любопытен взгляд Спинозы на женщину и его отношение к вопросу о гендерном равноправии. Теоретически он допускает, что женщина может быть допущена к управлению государством, если она обладает равными с мужчиной интеллектом и образованием.

«Но так как этого нигде нет, то можно вполне утверждать, что женщины по природе не имеют одинакового с мужчинами права: они, напротив, с необходимостью уступают мужчинам и поэтому невозможно, чтобы оба пола управляли на равном основании, и еще менее, чтобы мужчины управлялись женщинами. Если, кроме того, мы обратим внимание на человеческие аффекты, на то именно, что мужчины по большей части любят женщин только вследствие аффекта похоти, а дарования их и рассудительность ценят лишь постольку, поскольку они отличаются красотою, и, кроме того, что мужчины не терпят, чтобы любимые ими женщины в чем-нибудь проявляли благосклонность к другим, и т. п., то легко убедимся, что равное участие мужчин и женщин в управлении сопряжено с большим ущербом для мира»[292].

Не думаю, что эти мысли Спинозы пришлись бы по вкусу современным феминисткам. Но не следует забывать, что при всей своей гениальности наш мыслитель оставался сыном своего времени и, призывая к преодолению суеверий и предрассудков, нередко оставался их пленником.

Вместе с тем нет никакого сомнения, что «Политический трактат» Спинозы через Руссо и других его последователей оказал значительное влияние на формирование современного европейского либерализма, представлений о правовом государстве, базовых гражданских свободах и т. п.

Но так же, как его метафизику и этику, политические идеи Спинозы можно трактовать под самым разным углом зрения — не случайно на протяжении всей истории его поднимали на щит как либералы, так и консерваторы, как анархисты-социалисты, так и сторонники «просвещенной диктатуры».

* * *

Еще одним незаконченным произведением Спинозы стали «Извлечения из грамматики иврита». В некоторых исследованиях, посвященных Спинозе, можно прочесть, что он якобы первым предпринял попытку создать учебник по грамматике иврита и тем самым вместе с «Богословско-политическим трактатом» заложил этим сочинением основы гебраистики как науки.

Разумеется, это совершенно не так. Различные учебники и исследования по грамматике еврейского (или, как было принято говорить в бывшем СССР, древнееврейского) языка создавались и в древности, и в раннем Средневековье, и в эпоху Возрождения. Спиноза, вне сомнения, был знаком и с фундаментальным трудом по грамматике иврита великого комментатора Библии XII века Моше Кимхи, «Грамматикой» Элиягу Левита, а также с трудами по ивритской грамматике отца и сына Иоганна I и Иоганна II Буксторфов и, само собой, учебниками по ивриту, написанными раввинами Мортейрой (1642) и бен Исраэлем (1647) — Барух учился по этим учебникам в школе.

Таким образом, пионером в этой области Спиноза точно не был. И в то же время его «Извлечения из грамматики иврита» содержали в себе немало новых идей.

Первая часть книги была посвящена еврейской этимологии, рассказу об ивритском алфавите, имеющихся в нем «дублирующих буквах» «айн» и «алеф», «тет» и «тав» и т. д., а также корневой основе различных слов.