– Неужели это обязательно? – вздохнул Бергстен.

– Это помогает мне думать, Бергстен, а кроме того, такя уверен, что ничего не упущу. Если тебя это так утомляет – не слушай.

– Люди очень много говорят, У-лав, когда решают, какбудут охотиться, – посетовал Блокв.

– Такова природа людей.

– Это потому, что охоты людей такие не-простые. Ядумаю, что охоты людей не-простые, потому что они не едят тех, кого убивают.Они охотятся и убивают по причинам, которых я не понимаю. Я думаю, что вещь,которую люди называют «война», – очень большое зло.

– Мы не хотим рассердить служителяТроллей-Богов, – вмешался Бергстен на безупречном тролличьем. – То,что люди называют «война», – это похоже на то, что случается, когда двестаи троллей охотятся в одном месте.

Блокв задумался над его словами. Наконец он что-то довольнопроворчал, и его косматая физиономия понимающе просветлела.

– Теперь мне все ясно, – сказал он. – Вещь,которую люди называют «война», – это как охота на мысли. Поэтому она такаяне-простая. Но вы все равно слишком много говорите. – Тролль покосился наЭмбана. – Этот хуже всех, – добавил он. – Его желудок-в-головетакой же большой, как его желудок-в-брюхе.

– Что он сказал? – с любопытством спросил Эмбан.

– Это трудно перевести, ваша светлость, – сневинным видом отозвался Улаф.

Патриарх Эмбан посмотрел на него с некоторым по дозрением ипринялся в который раз дотошно изла гать их диспозицию, сверяясь с пунктамисвоего спис ка. Закончив, он огляделся по сторонам:

– Кто может добавить что-нибудь еще?

– Пожалуй я, – сказала Сефрения, слегкахмурясь. – Наши враги знают, что Берит – не Спархок, но они навернякасчитают, что Спархоку ничего не остается, как идти по пятам за Беритом. Можетбыть, нам следует подкрепить это их убеждение. Пожалуй, я знаю способвоспроизвести в точности звук и ощущение Беллиома. Если это удастся, наши врагирешат, что Спархок среди рыцарей, которых Вэнион ведет в пустыню. Тогда они нестолько будут искать его, сколько следить за нами.

– Ты подвергнешь себя опасности, Сефрения, –возразила Афраэль.

– В этом нет ничего особенно нового, – улыбнуласьСефрения, – а если вспомнить о том, что мы собираемся сделать, вряд лиможно найти в мире безопасное место.

– Теперь все? – спросил Энгесса поднимаясь.

– Пожалуй, все, друг Энгесса, – отвечалКринг, – если не считать того часа, который мы истратим, уговаривая другдруга быть поосторожнее.

Энгесса расправил плечи, повернулся и прямо взглянул в лицосвоей королеве.

– Каков будет твой приказ, Бетуана-королева? –официальным тоном спросил он.

Бетуана царственно выпрямилась.

– Мы повелеваем тебе, Энгесса-атан, вернуться с нами вСарну. Там ты вновь примешь командование над нашими войсками.

– Все будет, как ты скажешь, Бетуана-королева.

– Сразу после нашего возвращения ты отправишь гонцов кмоему супругу, королю. Сообщи ему, что опасность больше не угрожает Тосе.Сияющие справятся с армией Скарпы.

Энгесса коротко кивнул.

– Далее, сообщи ему, что его войско нужно мне в Сарне.Там мы будем готовиться к главному сражению, и туда он должен прибыть, чтобыпринять войска под свою руку. – Она помолчала. – Дело не в том, чтомы недовольны тем, как командуешь ты, Энгесса-атан, но Андрол – король. Тыхорошо послужил нам. Королевский дом Атана благодарен тебе.

– Это мой долг, Бетуана-королева, – ответилЭнгесса, ударяя себя кулаком в прикрытую нагрудником грудь. – Не нужноблагодарности.

– Охо-хо, – пробормотала Афраэль.

– В чем дело? – спросила Сефрения.

– Да так, ни в чем.

– Сарабиан, – говорила Элисун несколько днейспустя, – это определенно Тореллия и Шакола. Главенствует у них Шакола –она и старше, и хитрее. Незнакомцы обычно направляются прямиком к ней. Онибеседуют с глазу на глаз, а потом она посылает за Тореллией. Прежде ониотносились друг к дружке без особенной приязни, но сейчас их водой неразольешь.

– Они, видимо, получают приказы из дома, –задумчиво проговорил Сарабиан. – Джалуах, король Кинезги, – братШаколы, а Тореллия – дочь Ракьи Арджунского. Ты сумела разузнать, что именноони замышляют?

Элисун покачала головой:

– Слишком рано.

– Рано?

– Опять-таки, женская политика. Мы куда хитрее мужчин.Шакола хочет расставить все по местам, прежде чем начнет искать новыхсоюзников. Она подчинила себе Тореллию, но еще не готова расширить пределысвоей власти.

– Ты уверена, что подчиненная в этой паре – именноТореллия?

Элисун кивнула.

– Слуги Шаколы помыкают ее слугами. Это первый признакподчинения в Женском дворце. Слуги Серонны неприкосновенны, потому что она –первая жена, и все мы подчинены ей – кроме Лиатрис, разумеется.

– Разумеется, – улыбнулся Сарабиан. – Никто,будучи в здравом уме, не осмелится дерзить Лиатрис. Она кого-нибудь убила впоследнее время?

– Нет, с тех пор, как в прошлом году изрубила на кускилакея Серонны.

– Вот что мне пришло в голову – не посвятить ли во всеэто Лиатрис?

Элисун покачала головой.

– Позже – может быть, но не сейчас. Атана Лиатрисчересчур прямолинейна. Если бы я все ей рассказала, она попросту прикончила быШаколу и Тореллию. Подождем, покуда Шакола обратится ко мне, а уж потомпосвятим в это дело Лиатрис.

– А ты уверена, что Шакола обратится к тебе?

– Почти наверняка. Мои слуги пользуются большейсвободой передвижения, чем ее, – из-за моей оживленной светской жизни.

– Экое деликатное определение!

– Сарабиан, ты знал, что я валезийка, когда брал меня вжены, и тебе известны наши обычаи. Именно поэтому мои слуги могут свободнопокидать резиденцию. Это уже стало традицией.

Сарабиан вздохнул.

– Сколько же их сейчас, Элисун?