уровне (от королевских братьев до отпрысков самых захудалых дворянских родов)[114], отличало ещё и необузданное безрассудство и неукротимое зазнайство. Особенно недолюбливали такие господа министериалов — выходцев из черни, то есть тех немногих, кто получил шпоры не по праву рождения, а за собственные заслуги на службе у сеньора. Поставив над ними Ангеррана, Ренольд допустил явную ошибку. Впрочем, храбрым братьям из Буанотта, кроме всех прочих «достоинств», была присуща так же и фантастическая глупость, доверить им командование засадным отрядом означало изначально погубить всё дело. Князь надеялся, что часа, который предстоит провести вместе калабрийцам и его бывшему оруженосцу, окажется недостаточно, чтобы братья могли устроить бузу. Он явно недооценил их или слишком понадеялся на благоразумие Ангеррана.

Последний начал с того, что, не услышав в обращении своего имени, сделал вид, что вопрос вообще относился не к нему Однако Серлон повторил:

— Почему это вы распоряжаетесь тут?

— Вы забыли моё имя, шевалье Серлон де Буанотт? — спросил Ангерран.

— Что же это у вас за имя такое? — поинтересовался норманн. — Мессир Кроличья Нора? Так ведь, кажется, зовётся груда камней, которую вы именуете своим замком?

Ангерран продолжал внешне сохранять спокойствие, хотя ему от всей души хотелось залепить выскочке по физиономии.

— Мой замок, или груда камней, зовётся так с недавних пор. Раньше она называлась Калат Баланк, Белый Замок, но его сиятельству больше пришлось по душе теперешнее название.

— Его сиятельству? — многозначительно покивал Серлон. — Его сиятельству? Ах вон оно что!

— Его сиятельству князю Антиохии, — делая вид, что его совершенно не раздражает ёрнический тон собеседника, продолжал бывший оруженосец. — Вашему и моему сюзерену. Это на случай, если вы забыли, кто вы и кто он. А командую я здесь потому, что получил на то его приказ. Наше дело стоять тут и ждать сигнала к атаке...

— С какой это стати?! — перебил Ангеррана калабриец. — Настоящие рыцари бьются на поле сражения, а не отсиживаются в рощицах. Это на случай, если вы забыли, кто вы!

Серлон скривил рот в усмешке. Внимание всех всадников и их пеших помощников, грумов и конюхов, было привлечено к назревавшему скандалу. Намёк норманна выходил за рамки приличий. Не ответить на него означало для Ангеррана бесчестье.

— Если вы, шевалье Серлон де Буанотт, решили напомнить мне о том, чего я добился верной службой моему господину, своим собственным мечом и храбростью, — произнёс бывший слуга, — то благодарю вас за заботу. Однако огорчу вас, вы трудились напрасно, я никогда не забываю об этом. Как, кстати, и о том, какие обязанности налагает на рыцаря его звание. Первейший долг мой, так же как и ваш, верно служить господину, которому мы принесли присягу. И если он велел нам ждать в засаде удобного момента, чтобы вернее разгромить превосходящего нас числом неприятеля, то так тому и быть. Не вижу смысла спорить и выяснять, кто и почему командует здесь. Я всё сказал. Надеюсь, что нам нет нужды разговаривать до тех пор, пока не поступит сигнал начать дело. А тогда, даст Бог, нам станет и вовсе не до разговоров. У нас в Жьене и Шатийоне не в обычае тратить слова понапрасну, хотя, возможно, в Буанотте дело обстоит иначе?

Ангеррану стоило немалого труда и выдержки сохранить спокойствие и красноречие. Наглый щенок из южноиталийского захолустья выводил из себя бывшего оруженосца Между тем старался он напрасно, Серлон упорно искал повода для драки.

— Вы оскорбили меня! Своим тоном и тем, что вы своим поганым ртом осмелились произнести с презрением название города, где я родился! — ни с того ни с сего заявил Серлон. — Я требую, чтобы вы извинились! Немедленно!

— Города? Даже так? — удивился Ангерран. — Вы, верно, желаете сразиться со мной? С удовольствием убью вас, но только после боя.

— Нет! Я убью вас сейчас! — закричал калабриец. — Извольте дать мне удовлетворение, или я буду считать вас трусом! И я, и все мои люди.

— Может, не надо, братец? — попытался вмешаться не в пример старшему брату угрюмый и неразговорчивый Роберт. — Сделаем дело и уж тогда...

— Замолкни! У батюшки не нашлось для тебя даже имени. Так тебя вроде как и нет!

Как ни удивительно, но это было до известной степени правдой, отец мальчиков под старость стал путать их и забывать, как кого зовут. Потому-то и, не слушая никого, назвал последнего так же, как первого, Робертом, в честь знаменитого герцога Гвискара[115].

— Сам заткнись, недомерок! — закричал оскорблённый «лишний» Роберт. Он, как ближайший родственник, также лучше всего знал, чем задеть брата. Старший из «рыцарей из Буанотта» и вправду высоким ростом не отличался.

— Ах ты, дрянь! — взвизгнул Серлон, направил коня на лошадь брата и выхватил из ножен меч, намереваясь нанести Роберту удар клинком плашмя. Тот вздыбил коня и, ловко перехватив меч рыцарской перчаткой, неожиданно легко вырван оружие из руки Серлона. Старшему просто ничего другого не оставалось: если бы он не выпустил клинок, то упал бы сам.

Тут все забыли о грозившей скандалом ситуации и дружно заржали. Тёмное от загара лицо Серлона потемнело и стали ненамного светлее физиономии суданского мамелюка.

— Подними меч! — завопил он оруженосцу и, изловчившись, заехал тому сапогом в голову. Несчастный упал, но тут же поднялся и протянул господину оружие, за что вновь получил по физиономии.

Все всадники приготовились к худшему, но, понимая, что теперь он останется в меньшинстве, старший де Буанотт неожиданно крикнул:

— Я не собираюсь тут оставаться! Я собираюсь драться с грифонами! Кто со мной, поехали!

— Вы не можете сделать этого! — закричал Ангерран. — Князь приказал нам ждать сигнала.

— А я его уже слышал! — бросил через плечо Серлон и не думая останавливаться. — С вами, драгоценный сир Кроличья Нора, я скрещу свой меч после дела. Пока вы будете отсиживаться тут, мы разобьём грифонов и возьмём себе лучшую часть добычи.

Ангерран не без досады заметил, что последние слова Серлона возымели действие. Едва ли не треть засадного отряда покинула рощицу.

Ренольд как раз собирался дать своим воинам сигнал к атаке. Он выехал перед построившимися для схватки рыцарями и пехотинцами. Однако не успел князь произнести перед ними краткую речь, как понял, что всё их внимание приковано к чему-то, происходившему у него за спиной. Судя по выражению лиц