болтающиеся боксерские перчатки и — правее, на месте водителя — только расслабленные руки на руле и поникшая голова в светлой матерчатой кепке.

Видимо, Белов заметил в ее глазах какое-то изменение, потому что испугаться Маша не успела.

Его лицо вытянулось. Он начал медленно поворачиваться — по часовой стрелке, а вслед за движением опера поворачивалась голова таксиста.

Видимо, все же водитель грузовика в последний момент проснулся. Маша увидела его вскинувшуюся голову, удивленные заспанные глаза. В последний момент он попытался открутить руль вправо — и это спасло ей жизнь.

Мощнейший удар пришелся на переднюю часть «Волги», туда, где сидел Белов. Машину резко закрутило, она ударилась головой о стекло. В голове вспыхнул сноп искр.

Маша с удивлением отметила, что вокруг стало жутко тихо. Ни визга тормозов, ни рева сигналов, ни криков людей, сжимаемых тисками на передних сидениях, она не слышала.

Задняя дверь распахнулась и ее выбросило на асфальт — ровно в то место, где мгновением ранее оставили черный след шины груженого песком «Зил-130».

Руки обожгло. Маша полетела кубарем на встречную полосу, и только тогда тишина разорвалась скрежетом разрываемого металла.

Все было кончено примерно за десять секунд. Она не увидела полета двух машин через пробитую кованую ограду в реку Яузу, не услышала всплеск воды, потому что в ее сознании она еще находилась на заднем сидении большой черной «Волги».

Только вот никакой Волги уже не было. Только желтый светофор на дальнем конце моста через реку моргал, будто бы пытаясь что-то сказать.

Она лежала щекой на холодном шершавом асфальте и в тишине считала желтые вспышки. Три точки, три тире, три точки. Что это значит? Ведь это что-то значит… Она напрягла память и из давних занятий по гражданской обороне всплыл сигнал. Это был SOS.

Вдали зазвучала сирена. Маша поняла, что, если сейчас же не поднимется, ее увезут и выпустят уже нескоро. Приподнявшись на локте, она едва не вскрикнула от боли. Все левая половина тела была стерта чуть ли не до кости. Подтянув ноги, поняла, что каким-то чудом уцелела. Уперевшись окровавленными ладонями, она поднялась, охнула, потом взглянула на пробитое чугунное ограждение.

Внизу шумела Яуза.

Сквозь спутанные мысли в голове вдруг протиснулась одна. Маша сделала несколько шагов к зияющей дыре в ограждении, сердце застучало, руки прошлись по телу, и рядом с сердцем она обнаружила сверток — он зацепился за платок и не выпал при падении. Маша развернула его дрожащими руками. Кассета, насколько это было видно при тусклом освещении, была цела. Только небольшая трещинка на корпусе рядом с надписью «SONY VHS-90».

Она оглянулась, еле-еле перелезла через бордюр на пешеходную дорожку и, превозмогая боль, заковыляла вперед.

Глава 40

1941 год

Витя нащупал руку Лены, пальцами нашел ее пальцы. По спине пробежал холодок. Он узнал этот голос, возникший из темноты. Он узнал бы его из тысяч других голосов, потому что слышал его тысячи раз в самых ужасных снах и, что еще хуже — каждый день наяву.

— Червяков, ты что ли? — спросил Витя на удивление спокойно и даже холодно.

В ответ послышалось насупленное дыхание, а потом хулиган ответил и в его голосе сквозило явное неудовольствие. Жертва не испугалась и не заныла, как это обычно случалось в школьном туалете или на заднем дворе, хотя он на это очень рассчитывал и другой реакции просто не ожидал.

— Кто ж еще⁈ Не ожидал, суслик?

— Почему это не ожидал? — Витя удивился своей храбрости. С каждым словом его голос становился тверже и спокойнее. Главное — не перегнуть палку и не обнаглеть, Червяков очень тонко чувствовал потенциальных противников, поэтому ему всегда удавалось взять над ними верх.

Теперь уже Лена сжимала его руку. Витя чувствовал ее испуганный взгляд.

— Еще как ожидал. Мы ведь сюда специально пришли за тобой. Как это не ожидал? Только ты прячешься по свинарникам, вот и приходится тебя везде искать.

— Кто это прячется? Я, что ли? — вырвалось у Червякова. Тон стал сердитым и обиженным. Витя почувствовал, что даже если физически он проиграет, то психологически, по «разговору» победа уже за ним. Если бы они столкнулись во дворе школы, весть, о том, что Червяков скрывается от Крылова в свинарнике разлетелась бы быстрее скорости света, вызывая на лицах пацанов глумливые ухмылочки, мол, король-то голый оказался!

— Ну не я же, — насмешливо ответил Витя.

— Слышь, Черва, дай-ка я его уко…

— Стой, Бугор, погодь. Это мой шкет, я сам разберусь.

Витя напрягся. Двое. А в темноте — ему показалось, он заметил светлое пятно спортивной куртки Лизы. Глаза все еще не привыкли к темноте, и он опасался подлого удара под дых, — голос Червякова раздавался как раз чуть спереди и правее, но вместо его самого Витя различал смутную неразборчивую тень.

— Ну-ну… — пробасил невидимка. — Давай скорей разбирайся.

Витя понял, что второй парень наверняка здоровяк. Однако, ему во что бы то ни стало нужно было потянуть время. Он лихорадочно соображал— стоит ли толкнуть Лену обратно в дверь и вылететь вместе с ней наружу, хотя там их ждет верная смерть, точнее — милиция. И еще неизвестно, что хуже в данных условиях, подлый хулиган, или детская комната в сорок первом году, если они тогда вообще существовали.

— Милиция тебя уже ищет, можешь посмотреть. Сейчас они будут здесь и тогда… — Витя сделал многозначительную паузу… — ты уже никуда не убежишь.

— Это тебя ищет милиция, — хохотнул хулиган, однако в его голосе проскользнули тревожные нотки. Хохот звучал напряженно, неестественно. Обычно Червяков смеялся по-другому, раскованно и нагло. — Твоих друзей уже повязали. А знаешь почему? Потому что я им рассказал. Ну… не я, но есть хорошие люди.

— Ага! — раздался третий голос — высокий, неприятный.

Витя повел ухом. Где-то уже он слышал такой. Где-то… и когда-то. Голос сильно врезался ему в память. Настолько сильно…

«Бей его, мочи!» — он вдруг представил Шершня, которого держали двое парней — один из них и был обладателем этого голоса.

Но… как так? Может показалось? Витя повернулся на звук. В двух метрах серовато-черное пространство шевельнулось.

— Так это тебе я замочил в живот? — вырвалось у него. — Ты же длинный гад, что моего друга держал! Это тебе я со всего маху врезал?

— Э… что? Что он лопочет, Черва?

— Лучше заткнись, Крылов.