Ну же! Ну! — воскликнул мужчина. — Скажи, что мы дома! Скажи! — Он слегка подул в щелку.

От дуновения шершень дернулся и, словно очнувшись от анабиоза, расправил крылышки и затрещал ими что есть силы. Маленький коробок завибрировал так, что Гром едва не выронил его из рук.

— Слава богу! — выдохнул он и прижал коробок к груди. Глаза мужчины смотрели вверх, туда, где в круглом отверстии плыли и громоздились одна на другую серые тучи, а в отдалении громыхала батарея зенитного расчета.

— Я дома… — едва заметная слезинка выкатилась из его глаза и скрылась в густой щетине.

Некоторое время он сидел, собираясь с мыслями. Сколько раз он представлял себе это мгновение. Получится или нет? Что будет дальше, как он поступит, куда пойдет? На мгновение мысли вернулись к дочке, он почувствовал, что был к ней слишком холоден, слишком несправедлив — но иначе было нельзя. Если бы она к нему привязалась, он бы себе этого не простил. И теперь, когда ее жизнь висела на волоске, он должен был сделать все от него зависящее, чтобы…

Откуда-то издалека прилетели голоса. Они становились громче. Гром с трудом поднялся на ноги, выудил из кармана крюк с длинной веревкой, и одним броском зацепил его за железную скобу колодца в трех метрах над собой.

«Нужно поторапливаться», — подстегнул он себя, взялся за веревку и пополз вверх. В спине, в том месте, куда когда-то давно ему всадили несколько раз нож, кольнуло, но он знал, что на этот раз крови нет. Фантомная боль на месте глубоких шрамов и больше ничего.

Скорее всего, шайка бандитов давно скрылась, хотя… чего им бояться? Бросили его умирать в колодец, а сами вернулись на рынок — ни милиции, ни дружинников — вытворяй что хочешь. Грабь, убивай, насилуй! Ваше время пришло!

«А хрен там!» — процедил Гром. — «Это мы еще посмотрим, чье пришло…»

Он дотянулся до ржавой скобы, подтянулся, боль прошила правое предплечье — он вспомнил, что ему полоснули по руке и рассекли сухожилие.

— Держись, Гром, атаманом будешь! — проскрипел он зубами, подтянулся и схватился за следующую ступень.

— Его, кажись, туда кинули, надо посмотреть!

— Я боюсь, Саня…

— Может он еще живой! Надо помочь!

— Ты видел этих бандюков? Они нас потом порежут, глазом не моргнут.

— Не ссы, Колян. Я сам посмотрю, а ты на стреме будь, чтобы они не вернулись. Это же милиционер был, ты что, не узнал?

— Я думал он тоже бандит.

— Ты дурак, это же Гром! Его все местные хулиганы боятся!

— Т…ш…ш! Кто-то идет.

Наступила тишина.

Гром вскарабкался на пару ступенек. На лбу выступила испарина. Руки дрожали. Состояние было как с жуткого похмелья. Сейчас бы папироску… он зажмурился, перевел дух, потом снова заработал руками.

Когда до края оставалось всего ничего сверху вдруг показалось худое мальчишеское лицо, испещренное веснушками. На щеке виднелась царапина, а глаза горели любопытством и затаенным страхом.

Они встретились взглядами.

Некоторое время паренек смотрел прямо на него не в силах вымолвить ни слова.

Гром медленно поднял палец к губам.

— Т-с-с! — прошипел он.

— Дядя Гром… — одними губами проговорил пацан. — Вы… вас же убили…

Гром едва заметно усмехнулся.

— Промазали. Не дергайся, не делай резких движений. Просто поднимись, подойди к своему другу и скажи, что в колодце очень темно и ты ничего не заметил.

Продолжая таращиться, мальчик кивнул.

— Сколько их было? Ты видел?

— Трое. Они вытащили вас из свинарника через кусты и поволокли сюда. Я так и понял, что хотят вас скинуть. Но сам испугался идти, пока за Колькой сбегал, это наш почтальон сейчас, вместо бати письма разносит.

— А тебя как звать?

— Саня.

— Молодец, Саня, ты смелый парень. А теперь сделай, как я говорю. И никому ни слова. Это твое задание!

— Есть, товарищ старший лейтенант!

Гром протянул руку и пожал тонкую, но крепкую ладонь.

— Саня, ну что там? Мне страшно…

— Иду!

Мальчик кивнул на прощание и пропал.

— Ничего там не видно, я смотрел. Если бы человек был, я бы увидел. Пойдем, пока нас не хватились.

— Я говорил тебе, никого там нет.

— Да.

Гром осторожно выглянул из колодца. Сухой кустарник вокруг шелестел обрывками листьев. В пятидесяти метрах из-за грязной насыпи выглядывал бетонный забор Преображенского рынка, с правого края которого выступала деревянная крыша свинарника.

— Есть у нас еще дома дела… — напел под нос Гром, внимательно осмотрел землю возле колодца. На сухой траве виднелись свежие пятна крови, обрывок ткани от его штанины, чуть поодаль — левый ботинок с носком и даже портсигар, в котором не хватало одной папиросы. Он закатился под гнилое бревно в яме, и бандиты его не заметили.

А вот любимый пистолет «Вальтер ПП» найти не удалось. То ли бандиты его забрали, то ли остался лежать на дне колодца.

Гром закурил папиросу. Руки слегка дрожали.

Ошибиться нельзя. Второго шанса исправить будущее у него не будет. С этими мыслями он шагнул по извилистой тропе, ведущей к рынку.

Глава 39

1984 год

— Должна бы уже приехать, — сказала Маша и нервно оглянулась. Двор был пуст и тих. Единственный желтый фонарь сиротливо повис над голыми деревьями.

Белов покачал головой.

— Вы наших таксистов не знаете. Они никуда не торопятся. По работе приходится мотаться, изучил их вдоль и поперек.

— Может, мне лучше дома остаться? Вдруг… Витя приедет, а меня…

— Вы сможете сидеть дома?

— Нет.

Маша снова оглянулась. За домом раздался долгожданный узнаваемый звук мотора «Волги», однако, вместо желтого автомобиля через пару секунд показалась черная машина, да к тому же без шашечек.

— Да что же это такое! — У Маши вырвался возмущенный возглас, а когда «Волга» остановилась возле подъезда, она посмотрела на Белова.

Черные тонированные стекла были непроницаемы.

«Комитет оказался проворнее», — мелькнула у опера досадная мысль. Он повернулся к Маше и сквозь зубы сказал.

— Ни слова не говорите, вы ничего не знаете и ничего не видели. Ждете сына.

Ее глаза округлились.

Водитель не выключал мотор, но из машины никто не выходил.

«Чего они медлят? — подумал Белов. — Думают, что делать с женщиной? Или опасаются, что я окажу сопротивление? Возможно, и то и другое…»

Он бросил сигарету под ноги,