отменено, а военные действия возобновлены. Графу Шувалову также повелено, не теряя времени и не ожидая дальнейших приказаний, продолжать наступление в Швецию, собирать контрибуции и составлять запасы; вазаский корпус должен был послать подкрепления Шувалову. Барклаю де-Толли, о возвращении которого с того берега согласно спешному приказу Кнорринга Государю еще не было известно, дано приказание оставаться в Швеции и войти также в связь с графом Шуваловым. Повелено в 24 часа составить корпус для занятия Аландских островов, где оставался всего один полк с несколькими казаками, и пр.

В конце апреля Кнорринг сдал уже должность назначенному на его место Барклаю-де-Толли. Новому главнокомандующему запрещено вступать в переговоры с неприятелем; о делаемых предложениях повелевалось лишь доносить Государю, отнюдь не прекращая военных действий. Перемирие, как на севере, так и на юге прервано; приготовления к весенним движениям усилены. Оберегая завоеванную страну, Барклай должен был энергично наступать до Умео, с тем, чтобы в случае надобности угрожать и центральной Швеции. Император Александр находил эту меру необходимой в видах принуждения Шведов к миру. О нем начались уже предварительные соглашения. Но русское правительство имело основание не верить искренности намерений Шведов: переговорами они желали только выиграть время в ожидании поддержки Англии, а может быть и Франции в течение приближавшегося лета. Равным образом и революционное правительство, бывшее как всегда делом партии и потому не довольно прочное, желало расположить страну в свою пользу возможно большими военными успехами и увеличить свое обаяние на счет павшего правительства. Предполагалось, что если даже надлежало считать Финляндию окончательно утраченною, то можно было бы еще, при некотором повороте счастья, отстоять, по крайней мере, Аландские острова, потеря которых по близости их к шведскому берегу считалась особенно чувствительной и опасной. Действительно, аландский архипелаг был потом камнем преткновения при фридрихсгамских переговорах. Такое направление шведской политики особенно усилилось, когда в июне созван был в Стокгольме сейм и горячие прения еще более обрисовали шаткость правительства. Новому королю, престарелому Карлу XIII, надо было дать народу свидетельство, что он достоин своего призвания.

Со стороны России, независимо от обороны финляндских берегов, для чего у Або собрана была гребная флотилия, а Аланд занят сильными отрядами, приняты решительные меры для перенесения войны из Финляндии в Швецию. С этой целью граф Шувалов из Торнео, где он остановился после сдачи Гриппенберга, двинулся в половине апреля на юг по западному берегу Ботнического залива для занятия Вестроботнии. Для усиления его предполагалось отправить новые войска из Вазы в Умео через Кваркен. Однако это не состоялось, так как действия морского департамента были крайне вялы и медленны. Барклай был даже поставлен в необходимость жаловаться на них Государю. Предпринятая в Вазе и Улеаборге постройка перевозочных судов шла не более успешно: Финляндцы систематически тянули работы, а со стороны местных властей, со Спренгтпортеном во главе, только писались бумаги, никакого действия не производившие[138]. Из Петербурга не присылали также ни морских команд, ни даже такелажа, парусов и других материалов. Благоприятное время, когда в Кваркене не показывалось еще шведских судов, было упущено. Барклай-де-Толли уже в конце июня докладывал Императору Александру, что вазаская флотилия в благоприятном случае может выйти в море только в июле; изготовления же улеаборгской флотилии не ожидал и к концу лета. Морское начальство прислало, правда, для защиты плавания по Кваркену З6-пушечный фрегат «Богоявление», но против него там были уже четыре шведских фрегата и отряд гребной флотилии, и русское судно обречено было на бездействие. В начале кампании оно наткнулось у шведского берега на два 48-пушечные фрегата, но избегая неравного боя, стало уходить к Вазе преследуемое ими. Произошло артиллерийское дело; «Богоявление» получило значительные повреждения рангоута и такелажа, а один из неприятельских фрегатов сел на мель. Это была единственная в 1809 году встреча шведских и русских больших судов. Тем легче было неприятелю перехватывать транспортные суда последних, что причиняло неисчислимые затруднения[139].

Гр. Шувалов, простояв более месяца в Торнео, двинулся далее с корпусом до 15. 000 чел., между тем как 3. 000 подходили еще из Улеаборга. Приближаясь к Шелефте отряд генерал-майора Алексеева сделал 24-верстный обход по льду. Появление этим путем русских в такую пору (2-го мая), когда лед под лучами весеннего солнца мог ежечасно разойтись и люди шли по колено в воде, когда на лугах зеленела уже трава, — такое появление было на столько невероятно, что командовавший шведским отрядом Фурумарк даже арестовал офицера донесшего о приближении Русских по льду. Через два дня залив действительно вскрылся. Последствием этого смелого движения было то, что в руки гр. Шувалова достались необходимые запасы, а прикрывавший их отряд, около 700 чел., с 22-мя орудиями при 4-х знаменах, сдался на капитуляцию.

Шведы между тем отступали к Умео и там сосредоточивались. Командовавший ими Дёббельн обратился с новым предложением перемирия, тем более что назначенный для ведения переговоров о полном замирении бар. Стединк готовился, по его заявлению, к отплытию в Россию. Дёббельн предлагал очистить к определенному сроку (28-го мая) всю Вестроботнию, а в обеспечение оставить заложником губернатора барона Штромберга. Гр. Шувалов, в силу известной воли Государя, не приняв предложения, объявил что пойдет вперед, но желая и сам щадить кровь, предложил Дёббельну сдать Умео, и затем русскому авангарду встать в 30-ти верстах за городом, по направлению на юг, к Стокгольму. Это и было исполнено 20-го мая. Здесь гр. Шувалов заболел и поручил командование Алексееву.

Корпус его остановился, получив приказание главной квартиры не идти далее, а обеспечивать себя продовольствием, и быть готовым действовать сообразно обстоятельствам. То была очень трудная задача: в бедной стране отнимать у жителей последнее было несогласно с объявленной мирной целью прихода войск, пути же сообщения русского корпуса были, как известно, далеко не безопасны. Снабжение через Кваркен возможно было только в самом начале весны; но при появлении шведских судов этот путь сделался почти недоступным. Оставался один способ транспортирования — сухим путем, кругом Ботнического залива, на расстоянии более тысячи верст. На помощь финляндского населения нельзя было рассчитывать, хотя и писались приказы. Оставалась поддержка лишь со стороны тех новгородских и тверских ямщиков, в числе около 500 подвод, на которых еще с начала почти войны легла эта повинность. Положение Алексеева сделалось критическим, когда Шведы прервали эти его сообщения, и он имел основание опасаться в тылу своем восстания населения, над чем шведские эмиссары усердно старались. Посланный по Кваркену курьер был перехвачен. С течением времени провианта оказалось совсем мало. Алексеев представлял, что при таких условиях он долго держаться не может. Ему