давали знать, что русская армия движется южнее по дороге к шведской столице. Пораженные почти паническим ужасом от невероятного перехода Русских, Шведы поспешили очистить Гриссельгамн и окрестности на две версты вокруг. Кульнев не замедлил занять их. Князю Багратиону он доносил о происшедшем в таких выражениях: «Благодарение Богу — честь и слава Российского воинства на берегах Швеции. Я. с войском в Гриссельгамне воспеваю: Тебе Бога хвалим! На море мне дорога открыта, и я остаюсь здесь до получения ваших приказаний». — Здесь Кульнев простоял до 9 марта.

Честь и слава действительно была почти в руках… Но в последнюю минуту, когда по следам Кульнева надо было двинуться всему корпусу Багратиона, — Аракчеев испугался. Вероятно под влиянием чрезмерной осторожности Кнорринга, пред ним восстали все трудности, а вероятно и страх ответственности в случае неудачи. Он нашел нужным послать в Петербург за особым разрешением. Столь дорогое, в эту позднюю уже пору, время было безвозвратно потеряно.

Барклай-де-Толли с острова Вальгорна двинулся на лежащий ближе к шведскому берегу остров Гадден, и, пройдя в 12 час. 40 верст по страшным ледяным горам, занял его. Отдельный отряд в то же время направлялся севернее на другой остров Гольмен. В ночь на 9-е марта, выступив с Гаддена и придя еще до рассвета к шведскому материку, расположились бивуаком на льду залива против реки Умео. «Переход был наитруднейший, — писал Барклай-де-Толли. Солдаты шли по глубокому снегу часто выше колен, и сколько ни старались прийти заблаговременно, но будучи на марше 18 часов люди так устали, что на устье реки принуждены мы были бивуакировать». Чтобы вообразить меру трудности перехода, следует припомнить, что взломанный бурями и потом опять замерзший лед представлял из себя громадные гряды, которые надо было или перелезать карабкаясь, или обходить в сторону выбиваясь из обмерзшего снега. В воздухе было до 15° мороза, и солдаты для отдыха должны были закапываться в снег, тем более что дров было очень мало, и войска почти не разводили огней: Только придя к берегу отряд Барклая нашел два купеческие судна, которые и разломал на дрова.

На другой день передовая неприятельская цепь была прогнана и отряд подошел на расстояние одной версты от города Умео. К вечеру соединился с ним и посланный на остров Гольмен отряд, вытеснивший Шведов и оттуда. Проведя еще три ночи на льду, 12-го марта Барклай-де-Толли атаковал Умео; командовавший там генерал гр. Кронштедт отступил к Гернозанду, а Русские торжественно вступили в город. Здесь найдено довольно много запасов, и продовольствие могло быть обеспечено на некоторое время. Таким образом, благодаря геройским усилиям и лишениям войск, равные которым представляет разве переход через Альпы или в новейшее время подвиги на горе Св. Николая, — русские войска в промежуток времени от 7-го до 10-го марта одновременно явились на неприятельской земле на расстоянии более 500 верст один отряд от другого, угрожая и самой шведской столице. Вскоре к Барклаю подошел еще один полк и он мог отделить часть своих сил для посылки на север. В Умео Барклай-де-Толли оставался до 14-го марта.

Граф Шувалов, который должен был соединиться с Барклаем-де-Толли по ту сторону Ботнического залива, шел между тем от Улеаборга на Торнео и теснил Гриппенберга с фронта[135]; отдельный русский отряд обходил его по льду залива в тыл. Это движение заставило Гриппенберга покинуть Торнео и сделанные в нем укрепления (ледяные). Преследование, затем продолжалось, хотя не могло быть довольно сильно: термометр показывал 27 градусов мороза; нельзя было вообще действовать, а огнестрельным оружием и тем менее. Шувалов предложил Гриппенбергу сдаться, указывая на невозможность сопротивления, так как Барклай-де-Толли был уже в Умео. Сперва предложение было отвергнуто; но потом, когда преследование усилилось и Гриппенберг удостоверился в присутствии Барклая на шведском берегу, он обратился с просьбой о перемирии. Шувалов отверг, однако, это предложение и настаивал на своем, требуя сдачи. Переговоры кончились тем, что 13-го марта в Калликсе подписана конвенция, главным пунктом коей корпус Гриппенберга, свыше 7. 000 ч., подчинился требованию и положил оружие. Войска были отпущены с обязательством не сражаться против России в эту войну. Все магазины от Торнео до Умео должны были поступить в распоряжение русских войск.

За этим крупным событием война временно приостановилась на севере; она приостановилась одновременно и на юге, но при других обстоятельствах, обусловленных тем, что произошло в Стокгольме.

Накоплявшееся в Швеции недовольство действиями Густава, упорству которого приписывали печальное положение королевства и особенно несчастную и бесславную войну с Россией, разразилось изменой и революцией в корпусе войск стоявших на норвежской границе под начальством Адлерспорра. Корпус этот двинулся к Стокгольму, где и без того все были в страхе, ожидая русского нашествия. Густав думал сперва противостоять мятежникам с небольшим гарнизоном столицы; потом изменил намерение и хотел отправиться в Шонию для соединения против восставших с бывшими там войсками. Вместе с тем носились слухи, что он собирался бежать в Англию. Но всем этим предположениям не суждено было осуществиться. Экипажи были уже готовы для короля и его семейства, когда по пробитии вечерней зори замок оказался окруженным кирасирами. К Густаву неожиданно для него явились обер-гофмаршал граф Вахтмейстер, обер-камергер граф Стрёмфельт, главнокомандующий финляндской армией граф Клингспор и начальник его штаба Адлеркрейц, вместе с несколькими адъютантами короля. Густаву предложили вопрос: действительно ли он намерен отбыть в Англию? На утвердительный ответ королю объявили о его заарестовании. Густав выхватил было шпагу против Адлеркрейца, но был удержан. Сбежавшаяся дворцовая прислуга могла бы еще освободить своего государя; однако судьба Густава IV Адольфа была решена: он совершенно растерялся и безучастно глядел на все происходившее. Под караулом отвезли его, затем, в замок Дротнингольм, принудив отречься от престола. Вместе с ним заключена и супруга его, родная сестра Императрицы Елизаветы Алексеевны. Это было 1-го (13) марта. В управление королевством вступил в качестве регента престарелый и болезненный дядя Густава, правивший уже Швецией во время его малолетства и часто упоминавшийся выше, герцог Карл Зюдерманландский. Позднее, в мае, созванный сейм объявил Густава лишенным вместе с наследниками права на шведскую корону. Ее принял регент под именем Карла ХIII.

Герцог Зюдерманландский поспешил дать знать о последовавшей перемене генералу Дёббельну, командовавшему на Аланде. Важная эта весть пришла к шведскому генералу в то же время как им получено сведение о выступлении Русских для движения в Швецию. Не имея инструкций, он отправил к отряду князя Багратиона офицера для переговоров о перемирии. Багратион, не считая себя вправе входить в соглашения, отправил посланного к главнокомандующему. Сам же, предполагая, что Шведы переговорами