— Что вам угодно, мама?

Лежа в кровати, мать велела ей пройти в спальню.

— Вылей горшок и принеси мне завтрак. Сегодня прекрасный день, не так ли? — Улыбаясь, мать посмотрела в окно.

Дом Товаров не отличался живописными видами — окна выходили на узкую улочку, и, если выглянуть наружу, можно было увидеть лишь ограду соседнего участка.

— А потом спустись с братом в подвал; отец вас звал, уж не знаю зачем!

Девочка сглотнула слюну.

Вскоре она принесла поднос со стаканом молока и печеньем.

— Матушка, может быть, вы встанете сегодня? Погода и правда хорошая.

— Мы это уже обсуждали, деточка. Я дала обет Святой Хулиане, а обеты нарушать нельзя.

— Но у меня день рождения, мы могли бы выйти ненадолго погреться на солнышке…

«Мы должны выйти, мама. Мы не можем оставаться в этом доме; я знаю, что нам устроит отец», — молча умоляла Сара.

— Нет, малышка, даже не проси!

— Раз так, пусть Сауль хотя бы выйдет поиграть с ребятами, они ждут его на площади.

— И откуда в тебе это желание вечно перечить?.. А ну-ка, спускайтесь с братом в подвал, а я еще чуть-чуть вздремну.

— Хорошо, мама.

И они с братом, взявшись за руки, спустились по лестнице. Внизу их поджидал отец. Порнограф-любитель вытащил свою самодельную камеру — точно так же его отец в далеких тридцатых годах доставал свой 16-миллиметровый «Кодак», привезенный из Франции.

Он объяснил детям, что и как делать. Сара пристально смотрела на младшего брата:

— Смотри мне в глаза. Все время смотри мне в глаза. Я буду тебя защищать, Сауль.

— Нет, это я буду тебя защищать, — сказал мальчик.

— Нет, я тебя.

— Нет, я тебя.

— Нет, я тебя.

Это был их единственный способ спрятаться от реальности. Чтобы все прошло быстро и приказы отца остались в самом темном углу сырого подвала.

20 января 2017 года, пятница

Следом за мной вошли Пенья и Милан. Возможно, Милан впервые увидела труп, потому что опрометью выбежала из шале, за ней последовал взволнованный Пенья. Я представил, как она стоит в саду, жадно глотая морской воздух, чтобы не стошнило.

Через несколько минут Пенья вернулся в шале; лицо его было очень серьезно.

— Как Милан?

— Так себе. Не могли бы вы выйти и поговорить с ней? — прошептал он.

Я нашел Милан в одном из вместительных кресел, где когда-то мы с Эстибалис беседовали с Саулем. Она не плакала, но голова ее склонилась к коленям. Встопорщенные волосы мешали мне видеть выражение ее лица.

— Как дела, коллега?

— Я этого уже не узна́ю, понимаете? Он уже ничего мне не скажет, — проговорила она своим низким голосом.

Я уселся в соседнее кресло. Смерть Сауля Товара поразила меня не меньше Милан.

— Двадцать четыре года я мечтала найти в себе силы, явиться сюда и потребовать от него объяснений, — призналась она. — Но так и не решилась. Я хотела посмотреть ему в глаза: мне казалось, я сразу пойму, столкнул он сестру со скалы или она упала сама. И вот наконец я явилась сюда, дрожа от страха, чтобы задержать его. Но теперь уже никогда ничего не узнаю.

— Скорее всего, тебе это не удалось бы. Сауль — человек… то есть был человеком, — поправил я себя, мысленно чертыхнувшись, — который умеет убеждать. Он убедил меня, что его дочь психически нездорова, глядя… глядя мне в лицо. И я, психолог-криминалист, ему поверил. Я обнял его, посочувствовал в его несчастье. Он и тебе голову задурил бы. Как сделал это со всеми нами.

— Не очень-то вы хороший утешитель…

— Да уж, — пробормотал я. — Мне надо вернуться, Милан.

— Понимаю. Обо мне не беспокойтесь. Со мной все в порядке.

И я вновь оказался в логове Синей Бороды.

Инспектор Ланеро уже оповестил судью, а тот — судмедэксперта. Если вскрытие не опровергнет наши догадки, можно с большой уверенностью утверждать, что это самоубийство.

— Вообще-то довольно необычный способ покончить с собой: сложный и требует определенных навыков. Не так-то просто вонзить нож в сердце. С другой стороны, самоубийцы часто снимают одежду, покрывающую место, куда они собрались нанести повреждения, — заметил доктор, осмотрев труп.

Состояние, в котором мы обнаружили тело, позволяло сделать вывод, что Сауль покончил с собой во вторник, сразу после возвращения из больницы Вальдесилья, где сдавал слюну для анализа. Он знал, что мы найдем совпадения его ДНК с ДНК Химены, и догадывался, какие выводы за этим последуют. Мы узнаем, что Химена — его дочь и его же внучка. Он не хотел, чтобы его задержали. А может, его беспокоило публичное поношение… По крайней мере, отныне хоть в чем-то у нас была полная уверенность.

Забавно: все-таки ему удалось выйти сухим из воды.

В ту же субботу местная пресса сообщила новость о его смерти в онлайн-версии. Выглядела она сдержанно:

«В собственном доме найден мертвым 55-летний профессор Университета Кантабрии. Университетская общественность потрясена случившимся. В понедельник состоится гражданская панихида с участием ректора и декана факультета философии и литературы, высоко ценивших покойного за его вклад в распространение кельто-иберийской культуры».

Итак, редакция «Периодико Кантабро» не связывала его смерть с каким-либо расследованием и ограничилась краткой заметкой. Сауль был бы им очень признателен.

А я только и думал о длинных прямых волосах, найденных судмедэкспертом на куртках. А что, если к убийствам имела отношение Сара? Может, попросить доктора Гевару сравнить найденные волосы с ДНК сестры Сауля? С другой стороны, явившись к ней домой за пробами, мы рискуем, что и она покончит с собой или сбежит. Имелся еще один вариант, более доступный, — сравнить ДНК Сауля с ДНК волос. Если они принадлежат Саре Товар, обнаружится соответствующее генетическое совпадение.

Но я не был уверен в необходимости этого шага.

В Виторию мы вернулись в полном молчании. Возможно, больше всего смерть Сауля потрясла именно меня: в отличие от других, мы были знакомы лично. И еще Милан, которая продолжала казнить себя за то, что не встретилась с Саулем раньше.

* * *

На следующий день, ожидая результатов вскрытия, я отправился в Вильяверде. Было время обеда. Я хотел немного отвлечься от расследования. Деда я обнаружил в орешнике — он подрезал сорные побеги. Брата нигде видно не было.

— Герман еще не приехал? — спросил я, пристроившись рядом с дедом и выдернув несколько сорняков.

— Нет, а обещал приехать пораньше… Не представляю, с чего это он задерживается.