— Не горячись, — примирительно поднял руки Шарафик. — Не трать пыл души. Я полагаю, на его машину хватит сто — сто пятьдесят грамм за глаза.

— Добавим немного, чтобы уж точно! — Аветян плотоядно ощерился и хрипловато рассмеялся.

— Хорошо, добавим, — согласился Оганесян. — Но у нас мало времени для установки взрывного устройства. И существует реальная опасность, что его могут обнаружить. Не хотелось бы, знаешь ли, чтобы наши усилия пошли прахом.

— Не пойдут. Мы используем мини-вертолет!

Шарафик тут же оценил идею Ашота: голова просто золотая, надо же додуматься! Мини-вертолетик обычно использовали западные тележурналисты для съемок в труднодоступных местах, например, через окно квартиры кинозвезды или политика, а то и поднимали на нем камеру высоко над толпой. Такой минивертолет достаточно легкий, компактный и поднимает до десяти килограммов груза.

— У него есть радиоуправление? — уточнил гость.

— Да, конечно. И он маневренный.

— Пройдет в люк на крыше машины?

— Я еще не пробовал, но должен. Ты хочешь сам?

— Вместе, дорогой, только вместе! Вместе попробуем и вместе поедем испытать твою задумку.

— Вертолетик один, учти, — предупредил Ашот. — Кстати, там экспертиза тоже ничего не выроет, разве установит, что он американского производства?

— Нам это только на руку, — засмеялся Оганесян. — Ну, ты согласен сделать все вместе?

— С вертолетом, да! А для остального есть другие люди.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — Шарафик налил еще по рюмке. — Давай поднимем за успех.

— В этом уже я нисколько не сомневаюсь, — перефразируя гостя, улыбнулся хозяин.

Они выпили, закусили, и Аветян воткнул в розетку вилку электрического чайника, намереваясь заварить растворимый кофе.

— У нас еще на шее его связной, — напомнил Оганесян.

— Не только он, — вздохнул Ашот. — Но за связного ты не переживай, с ним все должно решиться сегодня…

Домой Минаев заявился не в самом лучшем расположении духа. Причиной тому оказались женщины, с которыми связала его судьба. Сегодняшний вечер Куприян намеревался провести в обществе давней любовницы и рассчитывал вернуться не раньше двенадцати, а то и попозже, объяснив все супруге занятостью делами. Правда, она время от времени, как говориться, возникала и пыталась качнуть права, но он быстро затыкал ей рот напоминанием о деньгах — вся семейка жила благодаря его доходам, а зарабатывать сами не умели: ни парализованная теща, ни жена, ни дочь, ни зять, которого Минаев за глаза именовал не иначе, как скотиной и дармоедом.

Угораздило же его великовозрастную дуру найти себе этакого современного Митрофанушку. Что в нем есть, так только накачанная фигура, смазливая рожа, да хитрая загребущая жадность, а ума ни на грош! И его дочь увлеклась этим ничтожеством из далекого Томска. Как же, сибирский город университетов, подумать только! Видал Куприян тамошних, с позволения сказать, профессоров. Век бы их не видеть, поскольку они едва дотягивали до уровня захудалого московского инженеришки, не говоря уже о кандидатах наук. Но раньше страна нуждалась в научных кадрах на местах, где якобы развивали науку и пачками клепали докто ров и почем зря выдавали на гора профессоров-скороспелок. Вот и его зятек из семейки такого же профессора. Сколько раз Куприян говорил жене — пусть молодые уедут в Томск, пусть там папаша жениха их кормит, поит, обувает и одевает! Наверняка, лучше быть профессором в Томске, чем в Москве. Тут еще не таких ученых сушеными сотню на фунт кладут! Глядишь, при папаше и сынок скоро в люди выйдет, тоже научится доить университет и абитуриентов. Так нет, разве их выпрешь из Москвы?! Проще удавиться!

Зять — этот здоровый дурак — бросил учиться в институте и занялся коммерцией. Конечно, пришлось немного ему помочь, и вскоре молодые приобрели квартиру и пусть не новенькую, но иномарку. Однако душа у Куприяна не знала покоя, и он отчего-то постоянно ждал несчастья. Да и как не ждать, если дочь замужем за самодовольным дураком, не желающим ничего слушать и ничему учиться? А разве можно прожить без доброго совета и наущений тестя?

Кончилось все печально: богоданный зятек влетел в пренеприятнейшую историю и еще вдобавок получил пулю в бедро — а ты не накалывай людей и вовремя отдавай долги! Дочь радовалась, что продали машину, всякую бытовую технику и даже фирмочку зятя и расплатились с долгами. Она мечтала об одном, лишь бы их оставили в покое. А Минаев грустил и искренне сожалел, что дураку-зятю не влепили пулю сразу в лоб, навсегда избавив его от этого охламона. И откуда знать идиотам, что все уладилось отнюдь не благодаря проданному «мерседесу» и прочей ерунде, а лишь стараниями тестя. Да, да, все того же тестя, который переговорил с кем нужно и замял дело не только с кредиторами, но и с ментами.

Нет, понимать и знать семейка ничего не хотела — все только постоянно требовали денег. Не просили, а именно требовали: дай! Всегда находилась ерунда, которую срочно нужно купить, словно без нее просто невозможно жить, но как и какими путями добывались эти самые деньги, чего они Куприяну стоили, никто не желал задуматься.

Сегодня тоже все пошло наперекосяк. Дочь умудрилась забеременеть от своего троглодита и теперь ходила на седьмом месяце. Естественно, с мужем она ругалась чуть ли не ежедневно и ежедневно туда летела жена — как она говорила: сохранять семью! Какую семью? Разве там вообще есть семья? В отношении дочери Минаев никогда не обольщался — она такая же дура, как и ее муженек. Едва-едва закончила школу и тут же замуж. Впрочем, ну их к бесу!

Хуже всего, что и у сиделки, ухаживающей за тещей Куприяна, сегодня нашлись неотложные дела, хотя она должна присматривать за старухой до возвращения жены. Но жена понеслась в очередной раз склеивать то, что давно развалилось, сиделка отпросилась, и Куприяну, стиснув зубы, пришлось отказаться от своих планов и отправиться вместо любовницы домой. Конечно, он позвонил и извинился, но от этого никому не легче.

Едва он вошел, сиделка, словно ошпаренная, выскочила за дверь, и Минаев подумал: возможно, у нее тоже в семействе проблемы? Впрочем, вряд ли баба она еще молодая в самом соку.

Переодевшись, он зашел в комнату тещи. Старуха сидела в инвалидном кресле и читала при свете торшера.

— Как вы? — дежурно поинтересовался Куприян.

Тещу он тихо, но люто ненавидел, и считал, что ей давно пора переехать на кладбище. Он сам ни за что не доживет до таких лет, а если и доживет, то не сможет ни читать, ни смотреть телевизор, ни жрать деликатесы. А теща все могла, и это его не то, чтобы задевало и приводило в ярость, но вызывало искреннее изумление и злобную зависть.

— Спасибо, ничего, — так же дежурно откликнулась старуха. — Идите, отдыхайте, если что-нибудь понадобиться, я вас позову.

Разговаривали они всегда на «вы», но тон тещи Минаеву никогда не нравился: словно со слугой говорит, а придраться к вежливым оборотам речи нет никакой возможности. У-у, ведьма!