– Ты спала здесь, – удивился он, – за столом?Бедняга.

– Себя жалей, – ответила она с победныминотками. – Я хоть за столом поспала, а ты же совсем не спал… шляясьнеизвестно где!

– Я сказал, – ответил он, – где я был.

– Так я и поверила! Вы все врете!

Он поднялся, она тоже поспешно вскочила, чтобы он не нависалнад нею, как горный хребет. Он бросил на стол серебряную монету, небрежнымжестом показал хозяину за стойкой, что сдачи не надо, пошел к выходу, аБарвинок почти вприпрыжку бросилась следом.

На выходе он столкнулся в дверях с одним из вчерашних гуляк,тот шарахнулся в сторону при виде улыбающийся Барвинок, правую сторону лицазакрывает громадный и отливающий всеми красками кровоподтек.

Олег сказал с сочувствием:

– Ну и разделали тебя, парень… Что-то случилось?

Гуляка зло посмотрел на Барвинок.

– Ударился о дверь.

– Как зовут эту дверь? – спросил Олегтребовательно.

Он поморщился.

– Тебе не все равно? Тебя не ударит.

Олег кивнул.

– А-а-а, ну раз не ударит, тогда ладно. Я это и хотелузнать, каждый, когда спрашивает о других, спрашивает о себе… Пойдем, женщина.

Они вышли во двор, Барвинок дробно стучала сзади каблучками,Олег озабоченно посмотрел на небо, в сторону конюшни, снова на небо.

Она прошипела раздраженно:

– Ты очень груб и напорист. Очень! Зачем ты еще иунижаешь парня?

– Я?

– Ты и еще раз ты!

– В чем же?

– «Как зовут эту дверь?» – передразнила она, повторяяего интонации. – А не мог бы спросить то же самое, но помягче, давая ему возможностьвыбора ответа?

– Например?

– Ты мог бы спросить: «У этой двери есть имя?» У негобыло бы больше места для маневрирования.

Он нахмурился.

– Это я и не хотел ему давать. Хотя… не все ли равно? Унас нет времени на глупости. Черный Маг набирает силу. Если верно то, чточувствую, уже могу не успеть. Так что не надо все эти… маневры.

Она сказала, не сдаваясь:

– Думаю, ты все равно не стал бы вести тонкую игру. Нипо мелочи, ни по-крупному.

Он хмуро блеснул зубами.

– Скорее всего. Но только потому, что меня всю жизньчто-то да подгоняет. А так вообще-то я очень тонкий и чувствительный. Наверное.Во всяком случае, мог бы стать этим самым тонким и чувствительным, если быжизнь не огрубила.

Она перебила:

– Купишь коней?

Он вздохнул.

– Хорошо бы. Но туда нет дороги, придется на своихдвоих. К счастью, сравнительно близко.

Она проворчала:

– Знаю эти твои «близко»!

– Я же сказал, – напомнил он, – сравнительно.

– Сравнительно с чем?

Он чуть раздвинул губы в угрюмой усмешке и не ответил. Онадогнала и пошла рядом, стараясь попадать в шаг, но для этого приходилосьслишком широко расставлять ноги, а это смешно и неженственно, но еслисократить, получается смешное и какое-то заискивающее семенение, что тоже несовсем для сильной и независимой женщины…

Озлившись, начала придумывать, как бы где его уесть хоть вчем-нибудь для компенсации, нечего задаваться. Так вышли за город, а там волхвсразу свернул с дороги и полез через такие корчи, косогоры, нагромождениякамней, что она только злилась, но не находила момента ну хоть как-то обидетьэтого бесчувственного.

В какой-то момент он пошел совсем тихо, почти крадучись,впереди густые кусты, он раздвинул осторожно и начал всматриваться. Барвинокприблизилась с величайшей осторожностью.

– Что там? – шепнула, едва двигая губами.

Он чуть отогнул для нее ветку. На очищенном от камней местеспиной к ним стоит на коленях обнаженная женщина с чашей в руках. Колдунасперва не заметила, тот в черной одежде стоит неподвижно в сторонке, но Олегзасопел зло и тихохонько вытащил лук.

Из чаши медленно поднимался зеленый пар, Барвиноквздрогнула, там начала проступать уродливая женская фигура, такие нравятсяподросткам, слишком в ней женское переразвито, а сзади извивается, как толстаязмея, длинный хвост…

Сухо щелкнула тетива. Колдун подпрыгнул, руки взметнулись,как крылья, Барвинок с ужасом и отвращением увидела между руками и телом кожу,как у летучих мышей.

Вторая стрела ударила его в глаз, кровь брызнула во всестороны с такой силой, словно у волхва с тетивы с силой летят толстые колья.Колдун медленно опустил руки, из глаза торчит оперение стрелы, Барвинок дажестрашилась представить, как из затылка высунулся стальной клюв, ногиподогнулись, он рухнул вниз лицом.

Женщина все так же держит обеими руками чашу, Олегпроломился через кусты, обошел ее вокруг, поводил ладонью перед глазами.Барвинок проскользнула следом, сердце колотится бешено, кровь шумит в ушах отстраха и возбуждения.

– Какой-то ритуал?

– Да, – буркнул он. – Эта дура по своей воле…но, похоже, он собирался ее надуть и принести в жертву. Так что ладно, пустьживет.

– Спасибо, – сказала Барвинок саркастически.

– Пожалуйста. Пойдем.

Она спросила удивленно:

– Что, так ее и оставим?

Он подумал, ответил задумчиво:

– Вообще-то она хороша… Пожалуй, ты права. Надо еевзять с собой.

Барвинок сказала резко:

– Нет уж! Эта дура сама виновата. Ишь, повериламужчине!.. Пусть остается. Такая не потеряется.

Олег кивнул.

– Да, с ее фигурой… Но, может быть, все-таки проявиммилосердие? Женщина одна, голая, молодая, красивая… Нехорошо такой оставаться вночи в одиночестве.

– Какой ночи?

– Ну… наступит же…

Она отрезала еще злее:

– Так она и будет здесь дожидаться! О чем она думала,когда шла на темную сделку? Что он ей пообещал, вечную молодость? Нас лучшевсего ловить на этот крючок. Вот пусть теперь и расплачивается!.. А ты подберичелюсть, тебя ждут схватки за человечество, если в самом деле беспокоишься онем, как распускаешь павлиний хвост, а не выискиваешь таких вот бесстыдниц…

Он подумал, махнул рукой с тяжелым вздохом.

– Ладно, уговорила. На какие только жертвы для тебя неиду!

Она спросила злобно:

– На какие?.. Чего глазки блудливые отводишь? На какие,скажи! Вот так всегда на подвиги выходите под звуки труб, а потом потихонькусворачиваете к непотребным девкам!