Сокол не умел слишком долго хранить секреты, тем более от Ласточки. Поэтому она свела это все на нет. Красиков жил на втором этаже старенькой пятиэтажки и открыл дверь сразу же, как увидел, кто к нему пришел. Он поседел и стал ниже, но все также был рад увидеть Ласточку и Сокола, словно они были родственниками. Роман Иванович широко улыбнулся и тут же пригласил их войти, чтобы попить чаю.

— Ох давненько мы с вами не виделись, — он воткнул вилку в розетку и электрический чайник зашумел. — Какими судьбами? Соскучились, небось?

— Соскучились, Роман Иванович, — Сокол барабанил пальцами по крышке стола. — Но вы же знаете, не бывает у нас все так просто?

— Ну выкладывайте, что там? — Красиков сел напротив и сложил руки в замок.

Он делал так всегда, когда был готов внимательно слушать. Пусть даже сейчас Роман Иванович был не на службе и уже как год на пенсии, но повадки не спрячешь, а привычки не сотрешь. Ему бы вернуть форму, поставить письменный стол, и все будет так, как много лет назад. Будто ничего не изменилось.

— Уж простите, но времени любезничать у нас не много. — Ласточка пожала плечами. — Роман Иванович, вы знали, что Огинский Павел Викторович — сын Гурова?

Красиков не понял. Он долго смотрел на Ласточку, а когда заметил, что на ее лице не дрогнул ни мускул и это вовсе не шутка, то выражение его лица изменилось. Он изумленно замер, распахнув глаза, а после прикрыл рот ладонью.

— Твою ж мать, — Красиков стукнул кулаком по столу. — Вот сукин сын. Вы не думайте, я знать об этом не знал. Один намек, что этот курсант связан с криминалом, так его выперли бы с института, а я бы на шаг не подпустил к посту. Все плохо, да?

— Плохо. — Сокол кивнул. — Как он вообще к вам попал?

— Да как, — Красиков пожал плечами. — В группе порядочным был, исполнительным. Я еще внимание обратил, что он старше своих одногруппников был. Они все зеленые ребята, а ему уже за двадцать пять. Говорил, что поздно надумал учиться. Ну а я счел это за хороший знак. Мол взрослый, сознательный паренек, значит то, что нужно, — он оперся руками о стол. — Умолял меня, скотина такая, с работой помочь. Фуфайку мне в ухо вкручивал, что людям помогать хочет, вот я и повелся.

Сокол тяжело вздохнул и провел рукой по лицу. То, что речи Огинского сладко льются, да так и просятся в них поверить, он понял уже на своем опыте. И с чего бы ему так жаждать смерти Сокола с такого давнего времени? Даже месть за Гурова звучало слишком натянуто и неправдоподобно, но тут явно что-то большее, какая-то необъяснимая ненависть за что-то, о чем Сокол не знал.

— Нам пора, Роман Иванович, — Ласточка поднялась из-за стола. — Спасибо вам за чай и за историю.

— Ты спускайся, я тебя догоню, — бросил Сокол в спину уходящей Ласточки.

Дверь хлопнула, но он все еще не знал, что сказать Красикову и какие слова подобрать, чтобы объяснить. Вывалить бы как есть и пусть думает, что хочет, да только у самого в голове еще не сложилась еще целостная картинка, чтобы вот так ее показывать кому-то. Сокол облокотился на стол и запустил пальцы в волосы.

— Я так долго мечтал стать похожим на Филина и только сейчас замечаю, что иду по его дорожке, — Сокол тяжело вздохнул.

— Ты о чем?

— Выродки заканчивают все предложения за отцами, поэтично ведь? — Он слегка улыбнулся. — Роман Иванович, одна просьба к вам. Не дайте Ласточке пропасть.

— Я не понимаю, — Красиков нахмурился.

— Понимаете, — Сокол рассмеялся. — Я сколько лет ее таскаю за собой, но в могилу она за мной не пойдет.

— А ну-ка перестань, — Красиков сел за стол. — Что за пессимизм?

— Я двенадцать лет не мог понять, почему Филин тогда сбежал от нас. А недавно сам сбежал от своих Птиц, чтобы защитить их. — Сокол пристально посмотрел на Красикова. — Вы помните, чем закончилась та история.

Красиков долго смотрел на Сокола, а после тяжело вздохнул и взъерошил волосы. Невольно он стал свидетелем принятия нелегкого решения, от которого бы по-хорошему отговорить Сокола, да только ни одно слово не будет столь весомо, сколько желание Сокола быть ближе обычного к Филину. Он больше не молодой парень с горячей кровью, что мечтает отомстить своим недоброжелателям, а человек, готовый поступиться со своими принципами ради других. Это восхищало и ранило одновременно.

— Когда?

— В понедельник, — Сокол вскинул голову. — Но это неважно. О Ласточке позаботитесь?

Красиков кивнул. Большего Соколу и не требовалось. Хоть на сердце и было неспокойно, а голова будто погрузилась в туман после сообщения Огинского, но после того, как Сокол излил душу Красикову, стало полегче. Ласточка сидела на лавочке у подъезда и водила носком ботинка по асфальту. Заметив Сокола, она поднялась и скрестила руки на груди.

— Что за тайны?

— Просто обсудили дела былых лет, — он пожал плечами. — Да и не тебе мне про тайны рассказывать.

— Понятно, — Ласточка развернулась, чтобы уйти вперед. Меньше всего ей хотелось в очередной раз выяснять отношения с Соколом, где оба будут бросаться друг в друга обвинениями.

— Я понял, что все в нашей жизни циклично, — он шел рядом и словно говорил сам с собой. — Люди, события, поступки. И как не пытайся идти иным сценарием, все равно совершаем все те же ошибки. В детстве нам кажется, что мы будем другими, будем умнее, сильнее и честнее, а в итоге наступаем на те же грабли, — Сокол наклонил голову набок и слегка скривил уголки губ. — Можешь ответить мне честно? Почему ты хотела спасти Щегла? Потому что он напоминает тебе Дрозда?

Ласточка замерла. Честность ранит его и ее. Признание истинных мотивов вслух разрушит все оправдания, которые она так долго себе искала. Она могла выбрать привычную тактику и промолчать, оставляя их обоих за стеклом до конца прожитых дней. Но Сокол решил бить. Бить метко и броско, чтобы разрушить эту многолетнюю преграду. Разбивая стекло, он не только обрушит на Ласточку шквал осколков, но и сам изранит себе все руки.

— Нет, — Ласточка обернулась на Сокола. — Щегол напоминает мне не Дрозда. Щегол решительный, отчаянный и преданный. Дрозд не был таким. Таким был Скворец. Человек, которого я любила и не смогла спасти. Я надеялась, если спасу Щегла, то смогу смириться, смогу простить себя и тебя. Я искала в Щегле Скворца, потому что все еще не могу отпустить его. Но Скворец умер, когда убили