Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 30. Дети Филина
«…Пусть здесь меня и похоронят,
где я обрел на время радость.
С сырым безмолвьем перегноя
нам вместе проще будет сладить,
чтоб, возвернувшись в эту небыль,
промолвить, раздувая ноздри:
«Клочок земли под синим небом.
Не приторный и чистый воздух»…»
Клочок земли под синим небом. Борис Рыжий.
Ласточка держала зонт над Сорокой, чтобы уберечь ее от холодного дождя, а впоследствии и от простуды. Как говорил Георгий Васильевич, со дня на день должен был выпасть первый снег, и именно поэтому погода решила выплакать все слезы, накопленные за засушливое лето. Ботинки противно хлюпали по лужам, а носки промокли насквозь, от чего ноги ужасно мерзли. Ласточка весь вечер провела за разговорами с Георгием Васильевичем и ушла спать далеко за полночь, когда остальные уже смотрели третий сон. С самого начала она собиралась относиться к нему со скепсисом, не привязываться к чужой жизни и уж точно не сопоставлять его с Филином. Но Сокол был прав. Было в нем что-то магически притягательное, заставляющее изливать душу до иссушения. Все началось с пары фраз о ней и Соколе, а закончилось слезами о Дрозде и отце. Наутро ей было стыдно, будто она натворила что-то из ряда вон выходящее, будто это был не просто разговор, после которого стало легче. Георгий Васильевич не играл в одни ворота, он не выбирал роли хитрого манипулятора, который лишь выпытывает информацию, а Ласточка не желала использовать его лишь как способ психотерапии.
Он рассказал ей об уходе из церкви. О том, как они с женой попали в аварию, где и погибла его супруга, а он остался с травмой ноги. О том, как водителя не посадили из-за связей. О том, как он собственноручно избил этого человека и лишился сана. Георгий Васильевич не жалел о своем поступке, но ушел в лес, чтобы больше не поддаваться соблазну излить на кого-то свой гнев. Со временем этот гнев притупился, а любовь к лесу осталась. Признаться честно, Георгий Васильевич не был похож на человека, которого можно легко вывести из себя, да и в принципе, его сложно было представить разгневанным. В том откровенном разговоре Ласточка пообещала ему, что принесет из поликлиники хорошие ампулы, которые облегчат ему боль в ногах. Георгий Васильевич был еще полон сил и энергии, но подводили его только ноги, и поэтому большая часть работы давалась ему с огромным трудом. Ласточке итак было очень неловко из-за того, что они присосались к мужчине будто паразиты, и поэтому она решила, что поможет ему.
Ампулы в больнице Наталья Игоревна продала ей дешевле обычного. Это стало их секретом, который Ласточка пообещала сохранить. В аптеке эти ампулы выдавались лишь по рецепту, который необходимо периодически обновлять, чего Георгий Васильевич не делал. А их цена была настолько заоблачной, что от Ласточкиной зарплаты почти ничего бы и не осталось. За оказанную услугу она пообещала Наталье Чувашовой брать сверхурочные смены, но та лишь отмахнулась рукой, войдя в положение. Ласточка бы никогда не подумала, что ей понравится работать в больнице из-за Натальи. Она была доброй, веселой и позволяла Ласточке забыть о проблемах с Соколом. Ласточка не была готова сильно сближаться с очередным незнакомым человеком, а Наталье было с кем обсудить последние новости и украсить рабочий день веселыми историями. Наталья знала, какие события преследуют Ласточку, но не трогала их. И их устраивало такое общение. Закончив с больницей, теперь Ласточка с Сорокой возвращались в домик в лесу по серым лужам и грязным дорожкам.
— Я замерзла, — Сорока протяжно застонала.
— Потерпи, скоро придем.
Сорока, нахмурившись, посмотрела на нее, а потом шмыгнула носом и продолжила идти под зонтом. Она глубже засунула руки в кармане и опустила голову, шлепая ногами по лужам.
— А когда вернемся, ты почитаешь мне сказку про Алису?
— Мы же читали ее уже раз пять. — Ласточка усмехнулась. — Тебе уже пора самой читать, вон какая большая.
— Я умею! Просто не хочу.
— Иногда приходится делать то, что ты не хочешь. Не всегда нам только развлекаться.
— Тогда, может, поиграешь со мной и с Чапой? — ее голос стал тише и настороженнее.
Ласточка остановилась и посмотрела на Сороку. Она вздохнула и слегка улыбнулась, поправляя на девочке шарф. Прежде Сокол всегда выступал в роли того, кто играет с Сорокой. Сокол постоянно играл с ней то в пиратов, то в разбойников, а за Ласточкой оставались лишь базовые потребности для ребенка. Ласточка заставляла ее саму читать и писать, учила ее математике и прочим скучным вещам. Она следила, чтобы девочка хорошо питалась и была тепло одета. Возможно, она тоже хотела бы не становиться матерью чужому ребенку в шестнадцать лет, а также веселиться и бегать по лесу, ловя ящериц на стволах деревьев. Но взваливать на чужого мужчину роль опекуна она не собиралась. Пусть и слова о том, что она не собирается брать ответственность за ребенка, до сих пор сидели в горле, но оставить все на волю случая Ласточка не могла.
— Поиграешь с Соколом, хорошо? — Она протянула ей руку, чтобы идти дальше. — Я обещала помочь Георгию Васильевичу с ужином.
— Я так и знала! — Сорока одернулась в сторону. — Я так и знала, что ты нас не любишь. Ты никого не любишь. Злая! Злая и холодная.
Рука Ласточки дрогнула, и на голову Сороки упали дождевые капли, что до этого момента лежали на зонте. Она быстро заморгала, стараясь переварить услышанные слова, но Сорока продолжала.
— Ни Сокола не любишь, ни меня, — по щекам покатились горячие слезы.
— Кто тебе такое сказал? — Ласточка опустилась на корточки перед Сорокой.
— Догадайся, — она утерла нос.
Ласточка хотела начать распеваться тирадами о том, что их отношения с Соколом никак не отразятся на Сороке. Они могут любить друг